не должен допускать панибратства и фамильярности с подследственным во имя ложно понимаемого психологического контакта. Недопустимо позволять вызванным на допрос (тем более подозреваемым и обвиняемым) обращаться к себе по имени. Однако, встречался следователь по особо важным делам Следственного комитета, из «тактических соображений», позволяющий называть себя «Мишаня» свидетелю на очной ставке с подозреваемым в убийстве. Примитивный расчет, что такая фамильярность выведет из равновесия подозреваемого и придаст убедительности явно заученному оговору, не оправдался. Для подозреваемого ложь в показаниях свидетеля обвинения была очевидна. При должном внимании показания и поведение свидетеля должны были вызвать сомнения в его правдивости у следователя. Но им нет места, если виновные уже назначены. А их было… четверо, поскольку им вменяли квалификацию «убийство группой лиц». Оставалось установить только того, кто произвел смертельный выстрел. Но эксперты обнаружили следы сгоревшего пороха на одежде… именно этого свидетеля обвинения. Лишь это заставило отказаться от необоснованной версии и установить виновника смертельного выстрела. А ведь следователь мог это сделать до получения заключения эксперта, объективно анализируя показания всех участников «разборки».
Вежливость, внимательность, готовность выслушать и понять – необходимые качества для создания психологического контакта. Но сложившаяся следственно-судебная практика с откровенной декларацией презумпции невиновности, привела к полному обесцениванию психологического контакта следователя с допрашиваемым, а в итоге – к утрате искусства ведения допроса. Возросшие возможности криминалистических экспертиз, доступность некогда экзотических генетических экспертиз, использование записей видеокамер – существенно облегчает работу следователя, но допрос остается обязательным и самым распространенным следственным действием. Увы, но следствие все более становится формальной процедурой с исключением сомнений в достоверности его выводов. Но и выводы экспертиз далеко не всегда обоснованы и достоверны, тем более при предоставлении экспертам односторонней, полученной с нарушением закона, а то и попросту, сфальсифицированной информации.
Однозначный приоритет отдается полному признанию вины, которое дает возможность «не напрягаться» ни при доказывании, ни при квалификации преступления. Все убеждение в необходимости признания вины часто сводится к методике «кнута и пряника»: к прямой угрозе предъявления более тяжкого обвинения, создания дискомфорта в камере («кнут») и разъяснении преимущества такого признания – существенное смягчение наказания даже при рецидиве преступлений при особом порядке судебного разбирательства («пряник»). При определенной реальности таких последствий, следует признать, что мнение следователя далеко не всегда имеет