издательской системе Ridero
Владимир
Графский
ПРЕДАННЫЕ
Повести и рассказы
2024
Аннушка
Когда-то и я был военным. Когда-то много было у меня друзей однополчан. И все мы тогда гордились тем, что солдатская форма у нас была времен Великой Отечественной Войны – гимнастерка, галифе с кирзовыми сапогами и пилотка со звездой. В конце войны такая же форма, была и у наших отцов. Только они были другими. Мы как будто тоже защищали Родину, но мы плохо себе представляли, от кого мы ее защищали, у нас не было врага, и мы не сражались с ним на фронте. Мы не знали, кто такой враг, не видели его в глаза и не знали, как его надо убивать. Мы были другими, не похожие на своих отцов.
После службы мы навсегда расстались и вернулись к своим родителям. Служба в Армии, пожалуй, была единственной общей страницей жизни каждого из нас и, видно, поэтому мы продолжали поддерживать связь.
Так уж повелось, общались мы друг с другом через командира отделения Николая, все новости друг о друге передавались только через него. Так было всегда и так долго, что в памяти каждого из нас мы оставались навсегда молодыми. Прошло много лет, теперь мы все состарились.
А месяца два назад я позвонил Николаю, поговорили о том, о сем, армейские истории всякие вспомнили, а потом, когда я уже прощаться стал, возьми и скажи ему:
– Ну, ладно, – говорю, – всем ребятам, кто звонить будет, привет передавай.
А он удивился:
– А кому передавать-то? – говорит – никого уже нет. Ты да я остались.
– Да ты что? – удивился я.
– Да, старик, никого… – подтвердил Николай потухшим голосом. – Ты Фрола помнишь? – спросил он неожиданно.
– Конечно, как не помнить, – отвечаю, – очень хорошо помню, никогда не забывал его. Это же целая легенда – наш Фрол.
– Так вот, и его больше нет, забыл сказать тебе. Умер Фрол. На прошлой неделе прах его закопали рядом с родителями где-то под Москвой. От ковида умер. Ты-то как? Ковидом переболел?
– Да, в легкой форме… – отвечаю, а сам о Фроле думаю, пытаюсь представить его стариком и не могу, после Армии мы ни разу не виделись.
– Не повезло Фролу, – продолжил Николай, – он ведь, ты знаешь, большой пост занимал, персональную пенсию получал и машиной государственной пользовался, а сожгли его, как полено. На похоронах никого не было, одни чиновники, да батюшка. Солдаты отсалютовали, все разъехались и быстро забыли, что жил такой. Теперь так хоронят.
– А семья, дети? – в недоумении спросил я.
– Не было у Фрола ни семьи, ни детей, – помолчал и добавил, – так что, прости, но привет твой передавать больше некому.
Последняя фраза Николая меня не тронула. Что-то неправдоподобное звучало в ней. Не верилось мне, что никого уже нет. То ли я так долго живу? То ли друзья мои так рано ушли? А когда положил трубку, вспомнил Фрола в солдатской форме, и тоже не поверилось, что его больше нет.
Служили мы под городом Тейково Ивановской области в 1968 году. Часть наша стояла в лесу километрах в десяти от города. Фрол плохо служил, недобросовестно. Уродился он, видно, с непростым характером, неспособным подчиняться. Других, раз от разу, вывозили на автобусе в увольнение, а Фрола – никогда. Но он хорошо понимал, каким образом заслуживалось такое поощрение, понимал он и свое неумение что-либо заслуживать. Поэтому, такие увольнения он устраивал себе сам. Только закроют после автобуса шлагбаум на КПП, Фрол тут же отправлялся в самоволку. И так каждый раз.
Иногда и я увязывался с Фролом. Службой хорошей я тоже не отличался и в увольнении тоже ни разу не был, а свободы хотелось. Пожалуй, только мы с Фролом портили все показатели роты. Командир роты о нас так и говорил: «не было бы этих двух придурков, переходящее знамя полка нашу казарму не покидало бы». Но мы с Фролом другими быть не могли.
В самоволку идти особенно было некуда, кругом лес, но нас и это устраивало. Мы с Фролом оба выросли в лесных поселках, он – в таежных лесах, а я – в Воронежском заповеднике. Так что скучно в лесу нам не было.
Километрах в двух от части был хутор. Рубленый дом с неровной деревянной крышей, два сарая, колодец, стог сена, а вокруг зеленая трава. Все это дышало тишиной и миром, напоминало родной дом. Вот на этот хутор Фрола и занесла одна из его самоволок.
Ходили слухи, что у Фрола на этом хуторе появилась зазноба. Как будто, это была молодая женщина, которая бросила своего московского мужа, забрала ребенка и приехала к родителям на хутор. А вот навсегда она приехала или на время, этого никто не знал. Я мог бы спросить Фрола, и он, скорее всего, рассказал бы мне все в красках, как это обычно водилось среди солдат, но я не испытывал никакого любопытства к его похождениям, хотя других это интересовало.
Поймать Фрола в самовольной отлучке хотели многие, а кто-то откровенно ненавидел его. Ведь всегда, когда Фрола не было на поверках, наказывалась вся рота. Объявлялась тревога,