венцом на шее. Тодду объяснили, что это фигура Кристо-де-Майо[5], специально привезенная из Сантьяго, ведь это самая чудотворная статуя в мире и только она способна влиять на погоду. Двести лет назад мощное землетрясение разрушило столицу страны и полностью уничтожило церковь Святого Августина – уцелел лишь алтарь, в котором стоял этот Христос. Венец соскользнул со лба на шею и до сих пор там и находится, поскольку всякий раз, когда его пробовали водрузить обратно на лоб, земля вновь принималась дрожать.
Процессии собирали множество монахов и монахинь, изможденных постников, молящихся и поющих во всю глотку бедняков, кающихся в грубых балахонах, флагеллантов, бичующих свою голую спину кожаными плетками с острыми металлическими бляхами на концах. К тем, кто валился наземь без сознания, подбегали женщины: богомольцам промывали открытые раны, но, как только страдальцы приходили в себя, их толкали обратно в колонну. Мимо Тодда проходили ряды индейцев, истязающих себя с безумным пылом, и группы музыкантов, играющих религиозные гимны. Рокот жалобных песнопений напоминал бурливый поток, а влажный воздух смердел ладаном и потом. Аристократы устраивали собственные процессии, для шествия одевались роскошно, но во все темное и без украшений, бедняки шли босиком и в лохмотьях; эти колонны встречались на одной площади, но не смешивались и даже не соприкасались. По мере продвижения голоса звучали все громче, а самоистязание становилось все яростнее; прихожане завывали и молили о прощении за грехи: люди были убеждены, что ненастье – это кара за их неправедную жизнь. На покаяние приходили целыми толпами, в церквях не хватало места, и священники рядами высаживались снаружи, принимая исповеди под тентами и зонтами. Это зрелище поразило Тодда; ни в одном из своих путешествий англичанин не видел ничего более странного и пугающего. Ему, привычному к протестантской сдержанности, начинало казаться, что он перенесся в Средние века; лондонские приятели никогда не поверят его рассказам. Даже держась на безопасном расстоянии, он ощущал конвульсии древнего страдающего зверя, собравшегося воедино из плотных людских волн. Тодд не без труда вскарабкался на постамент памятника на маленькой площади перед церковью Богоматери – отсюда открывался хороший обзор. И сразу же почувствовал, что его тянут за штанину; посмотрев вниз, Тодд увидел перепуганную девочку в черном платке, с личиком, перепачканным кровью и слезами. Тодд рывком освободил ногу, но было уже поздно: девочка испачкала его брюки. Англичанин ругнулся и попробовал отогнать ее жестами, потому что не мог вспомнить подходящих испанских слов, но, к его изумлению, малютка на чистом английском языке объяснила, что она потерялась и просит проводить ее домой. Тодд присмотрелся внимательнее.
– Я Элиза Соммерс. Вы меня помните? – сказала девочка.
Воспользовавшись поездкой мисс Розы в Сантьяго, где с нее писали портрет, и частыми отлучками Джереми, который почти не бывал