вторник я шёл в школу с тяжёлым сердцем, но ещё не потеряв надежду. Мне сразу показалось, что Маруся смотрит виновато и вообще, несмотря на весёлое настроение, старается не встретиться со мной взглядом. И я решил не навязываться. На переменах ходил играть в баскетбол. Всё равно после уроков никуда не деться.
– Ну что, идём? – сказал я спокойно в раздевалке, будто ничего не заметил и в глубине души надеясь, что ничего и не случилось.
– Кость, – её тон и страдальческий вид уже не оставляли надежды. – Не могу я встречаться с одним, а думать о другом, – выпалила она.
«Вот и всё», – подумал я. Забросил рюкзак на плечо и молча ушёл.
Я возвращался домой в каком-то онемении, ничего не чувствуя и не замечая. В автобусе бабушка долго пыталась обратить моё внимание на открытый рюкзак.
– Молодой человек, сумка открыта, – говорила она.
– Что? – переспрашивал я.
– Сумка открыта, вывалится что… – продолжала она. – У моего внучка ботики так выскочили, отцу пришлось к чёрту на кулички за ними ехать.
Я снисходительно смотрел на неё как на безобидную умалишённую.
– Ты глухой, что ли? – так же снисходительно посмотрела и она.
Сумасшедшие так не смотрят. Наверное. Я вроде раньше не видел сумасшедших.
– Что над пожилым человеком издеваешься? – обратилась ко мне сидящая рядом с ней женщина. – Рюкзак закрой, тебе говорят.
– А-а, спасибо, – кивнул я, не почувствовав ни обиды, ни раздражения из-за этого ничем не заслуженного наезда.
Бабушка с женщиной переглянулись и вздохнули с сочувствием.
А когда я пришёл домой и разулся, с удивлением обнаружил, что один из носков насквозь мокрый – видимо, я черпнул воды в глубокой луже. Но когда? Я и луж-то не помнил.
В остальном я вёл себя как обычно, мама даже ничего не заметила. Всё на автомате, без остановки. Ночью уснул, как ни странно, быстро – вырубился и проспал до утра. Проснувшись, хотел уверить себя, что это сон, но снов я не помнил, а её слова будто въелись в память.
Решил, что в школу не пойду, вспомнил о контрольной по алгебре – только я ведь не готовился. Или готовился? До чего ж мне было параллельно на контрольные, оценки и прочее.
А с другой стороны, не пойду – Маруся возомнит что-нибудь. Она и так себя грызёт, ясное дело. Надо идти и делать вид, что всё окей, справляюсь.
И я пошёл, и поздоровался, и даже контрольную написал. Удивлялся, насколько ясная голова стала – ничего лишнего, всё по делу. А когда дела для неё нет, то же онемение и автомат. И Никита ничего не заметил! Чудеса! Мир мой рухнул, а никто не замечает. Может, оно и к лучшему. Начни кто-нибудь утешать, может, и правда расклеился бы. А Маруся прям несчастная-разнесчастная, виноватая-превиноватая. Глаз не поднимает, у доски голос дрожит. Так и прошла короткая неделя: ни мне, ни ей лучше не становилось.
Ну, думаю, надо бы облегчить ей муки совести. И тут, как по заказу, в спортзале к нам с Никитой две девочки из 10-го попросились играть. Одна из них – Вика. Полная противоположность Маруси: глаза