с поклоном протянул письмо.
– Что там?
– Я не осмелился вскрыть: оно адресовано лично вам.
Бэдфорд, сердито засопев, сломал печать и отошёл к окну. Де Ринель тут же воспользовался этим, чтобы послать Саффолку сочувствующий взгляд. Тот в ответ еле заметно пожал плечами, словно говоря: «А что я мог поделать?». Как вдруг оба они услышали, что Бэдфорд тихо смеется. Согнувшись над письмом, он весь трясся, а дочитав до конца – уже хохотал: зло, досадливо, но явно не помня о своём недавнем гневе.
Де Ринель и Саффолк снова переглянулись. Виноватость одного и почтительность другого не позволяли им задавать вопросы, но герцог сам повернулся к ним и, помахав письмом, выдавил сквозь смех:
– А знаете, Саффолк, я вас, пожалуй, прощу. Но вовсе не потому, что принял ваши объяснения, скорее, наоборот… Пускай французы думают, что мы поверили в это их якобы Чудо…
– Вы получили хорошие новости, милорд? – решился спросить командующий.
– Куда уж лучше, – снова помрачнел герцог. – Нас пытались одурачить, как детей! Филипп пишет о целом заговоре при дворе дофина, но уверяет, что знает также, как обернуть этот заговор против самих заговорщиков… Он много знает, этот Филипп… И, как водится, много не договаривает. Я сердился было на него за уход от осады, но если он выполнит то, о чём пишет, для нас далеко не всё потеряно. Присядьте, господа, сейчас я расскажу вам кое-что новое о Божьей воле…
ТУР
(10 мая 1429 года)
Мадам Иоланда готовилась к приёму.
Утром она cо всем тщанием вымылась и теперь больше часа терпеливо стояла на постаменте посреди комнаты, дожидаясь, когда фрейлины завершат подгонку нового, отягощённого золотым шитьём и драгоценностями парадного платья густого синего цвета.
Ждать оставалось немного: уже были подвязаны длинные рукава, охваченные мехом, который две служанки обдули со всех сторон; разложена по плечам невесомая вуаль, спускающаяся с высокой шапки; и оставалось только застегнуть драгоценную пряжку на вороте немыслимо красивой и столь же немыслимо дорогой мантии.
Эту мантию герцогиня заказала давно, ещё к той коронации Шарля, которая совершилась в Бурже, но тогда так и не надела.
– Не хочу, чтобы меня сочли расточительной в тяжёлые для государства времена, – сказала она, без особого сожаления приказывая убрать наряд подальше. – Надену, когда это будет более уместно и достойно…
И вот день настал!
И душа мадам Иоланды ликовала расслабленно и восторженно, с юным замиранием сердца, словно расточающим вокруг себя весеннее настроение. От этого и воздух вокруг казался каким-то цветочным, и улыбки фрейлин, поминутно вспыхивающие то тут, то там, походили на солнечные блики среди молодой зелёной поросли, да и сама герцогиня, кажется, впервые в жизни смотрела на себя в зеркало с удовольствием!
Сегодня в Тур возвращалась победоносная Дева!
По случаю столь значимой победы дофин распорядился устроить пышный приём, не стесняясь в средствах. И, конечно же, провести по