ублажать мужчин. Она очень хорошо делала это в Египте. И какими бы словами она это ни прикрывала – блуд есть блуд. Она не смеет показываться днём среди честных людей! Она не смеет прикасаться к святому! Она не смеет утверждать, что он открыл ей тайны, которые не открывал вам! Её ложь губительный яд для неокрепших умов!
– Марию Магдалу даже Иешуа простил. Простил настолько, что тайно женился на ней.
Мария резко повернулась к нему.
– Не может быть! Этого не должно быть! Кто тебе сказал? Иешуа?
– Нет, просто слышал.
– Невероятно! Но это же бросает тень на него! Этот святой человек женился на шлюхе – да все наши последователи отвернутся от нас! Саддукеи ухватятся за это событие и переиначат его на свой лад. Ведь это бросает тень на всё, во что мы верим!
Мария ушла в глубь небольшой комнаты. В задумчивости она сделала несколько шагов.
– Ведь это ты первый заговорил о том, что Мария ублажает мужчин, – вдруг сказала она. – Ты её так ненавидишь? – Симон Пётр внимательно глядел на неё. – За какие грехи её простил учитель? – Пётр молчал. – Ладно. Как бы то ни было, эти два грешника должны умереть, – решительно сказала она. – Я убью Мариам Магдалу, а ты, Кифа, Иегуду.
Симон Пётр тяжело вздохнул.
– Утром Иегуда повесился. Ночью он вернул деньги священникам, а на заре повесился.
Мария недоверчиво смотрела на него. Пётр не смог выдержать её испытующего взгляда и отвернулся.
– Да ты права, – раздражённо произнёс он. – Это я его повесил. Повесил и сбросил его труп со скалы так, что внутренности его разлетелись, на землю одного горшечника собакам, чтобы не было его душе успокоения ни на этом свете, ни на том. Я знаю, он должен был нести свою судьбу – жить долго жизнью презираемого всеми предателя, и умереть под всеобщие проклятия. Но я не смог, не сдержался. Как подумал, что он будет жить, а учитель нет…
– Потому, что ты сам отрёкся? – ехидно спросила Мария.
– Да, – Симон Пётр снова тяжело вздохнул. – Так я должен был искупить свою вину.
Он склонил голову.
– Но Магдалу я убивать не буду. Я грешен. Но не настолько. А ты, Мариам, не лучше своей сестры Марфы, – Пётр надолго замолчал. Мария вернулась к окну.
Тем временем процессия приближалась к претории.
Пилат сидел на своём обычном месте и разбирал бумаги. Рядом, как всегда, находился писец, вокруг стояла стража. Отличие было одно: вместо криков торговцев, менял, псевдонищих и мошенников, вместо обычного гула большого города теперь слышны были крики ярости, проклятия, хвалы кесарю, изредка звон мечей. Неспокойно стало в и так неспокойном Иерусалиме, и Пилат прекрасно это осознавал.
В дверях показался начальник стражи. Пилат поднял голову.
– Говори, – приказал он.
Начальник стражи стукнул копьём.
– От Ирода пришли священники с арестованным самозванцем Иисусом.
– Что