идти быстрым шагом, оборачивается ко мне, в её карих глазах больше печали, чем злости, и мне это не нравится. – Ты должна была рассказать про отношения Анны! Я уверена, что сама ты не смогла её отговорить, но, может, вместе бы у нас получилось! И ничего бы не произошло…
Её голос надламывается в конце, а у меня в голове почему-то становится пусто.
– Где Анна? – с трудом произношу я, ноги у меня начинают заплетаться. На мгновение мне кажется, что коридор закачался.
– Сестра Кира заметила её из окна третьего этажа и сразу отправила служительниц помочь. Богиня, да у нашей малышки Анны сил больше, чем кто-либо мог представить. – В голосе Ирины слышится восхищение, но затем он надрывается от печали, как в момент перед плачем. – Я всегда знала, что под всем этим кокетством в ней кроется железный стержень, как и в тебе.
Она права, я тоже заметила это в Анне, когда проявились результаты тренировок. Медленно Анна начала втягиваться в азарт учебных боёв, почувствовала уверенность и временами не могла скрыть блеск возбуждения в глазах, делая удачный выпад, который ещё неделю назад ей не давался. В такие моменты я замечала, что она похожа на меня намного больше, чем я когда-то думала.
– Неизвестно, сколько она прошла в таком состоянии! – продолжает Ирина. – А плакать начала, только когда увидела, что помощь идёт. Дура! Вы обе глупые девчонки!
Ирина останавливается перед дубовыми, почти чёрными дверьми в самом конце коридора и, не мешкая, распахивает их, наконец отпуская мою руку. Меня сразу накрывает шум суеты и гомон взволнованных голосов. Здесь собрались почти все Мары, наш лекарь и несколько служительниц храма. Большинство бегает туда-сюда, но мне сразу бросаются в глаза кровавые пятна на их одежде и руках. Служительницы, в отличие от нас, носят одежды из натурального льна светло-кремового оттенка, поэтому красные разводы на юбках и рукавах сразу становятся заметными.
– Где… – Я больше не могу ничего произнести, потому что сама нахожу Анну.
Гул голосов стихает, становясь каким-то далёким. Всё замедляется, секунды будто растягиваются, и я могу почти физически ощутить, как они проходят сквозь меня. Анна лежит на одной из простых кроватей для больных, лицо её неестественно бледное, изо рта идёт кровь, а красивое, когда-то белое с красным платье на груди и животе всё алое от крови. Кира, самая старшая из нас, стоит над ней, тряпками зажимая рану на животе, пытается остановить уже слабо идущую кровь. Сестра хнычет от боли, как маленькая, а заметив меня, начинает плакать вовсю.
Я подбегаю к ней, спотыкаюсь и падаю на колени рядом с её кроватью, обхватывая её протянутую ладонь своими руками.
– Агата… прости меня! – Она не переставая плачет, а я сквозь пелену, почти вслепую пытаюсь осмотреть её рану на животе, но сфокусировать взгляд не получается от обилия крови.
– Что произошло?
– Прости… я не послушала… тебя. Не стоило мне с ним… встречаться.
Я сжимаю её руку, растерянно наблюдая, как служительницы храма суетятся вокруг нас