маме и заслужить ее похвалу.
Увы, это было невозможно.
– А вот и я! Почему так долго открываешь? Ева, боже, ты еще больше поправилась? Нельзя же так!
– И тебе привет, мам.
– Я так устала после перелета. Какой-то младенец в самолете орал всю дорогу. Отвратительно! А что за публика в аэропорту! Ни один «мужчина» не догадался, что нужно донести мой чемодан до такси. Ну и воспитание! А погодка у вас вообще ужас! Не Испания, конечно.
– Куда уж нам до великих потомков Сервантеса…
– Ева, не дерзи матери. А что это за балахон на тебе? Разве я не учила, что даже дома нужно одеваться соблазнительно? Почему ты никогда меня не слушаешь?
В такие минуты Ева была счастлива, что они с матерью живут в тысячах километров друг от друга, видятся раз в пару лет и созваниваются исключительно по праздникам. Когда-то Ева пыталась сделать их контакт более похожим на отношения дочери и матери, проведя не один час в кабинете Вадима и пролив немало слез. Напрасно. Аврора Воронецкая-Карраско, любившая брать фамилии своих бывших мужей, была неисправима.
– Кстати, а где Леша? Почему не встречает меня?
– Может быть, потому что он здесь уже год как не живет, мам?
– То есть? Ты умудрилась профукать последнего в своей жизни мужчину?!
Ева замерла с чашкой в руке. Стараясь справиться с гневом и обидой, ледяным голосом она произнесла:
– Мы не будем об этом говорить.
– Вот так всегда! С родной матерью тебе не о чем разговаривать!
– Черный чай или зеленый? – невозмутимо поинтересовалась в ответ Ева.
– Ты же знаешь, что я не пью эту дрянь из супермаркета. Неужели так сложно купить для меня уишаньский улун с утеса Синего Нефрита? Я что, так много прошу?!
– Еще раз спрашиваю: черный или зеленый?
– О боже, ну наливай уже этот свой черный. Только сахар не сыпь: хоть кто-то в этой семье должен следить за фигурой. Кстати, в понедельник тебе нужно взять отгул. Утром у меня парикмахер, потом отвезешь меня в посольство, оттуда – на маникюр, затем – к Марианне, губы подколоть. Там рядом с ней неплохая кафешка – возьмешь мне обед. Вечером я бы хотела в театр – говорят, в кои-то веки модная постановка «Чайки». Лиза сказала, что билетов не достать. Но зачем мне тогда дочь-журналист? В общем, нужно два билета. А сегодня вечером я встречаюсь с подружками и…
Ева смотрела на женщину с ярко накрашенным хищным ртом, крупными пластмассовыми серьгами, черными волосами, собранными в безупречный узел, и горько думала: неужели это и есть моя мать?
– Мама, зачем ты приехала?
– Ну как же, я ведь сказала: посольство, ботокс в губки, подружки…
– А ко мне зачем ты приехала?
– Я так и знала… Ты мне не рада!
– Ответь на вопрос.
– Странные у тебя вопросы! Вот так растишь детей, отдаешь им все, жертвуешь карьерой, а взамен – черная неблагодарность. Даже несчастный уишаньский улун купить не могут!
– Карьерой? Мам, ты же была учителем рисования в младшей школе.
– И