либо как менее ценное, либо как второразрядное. Поэтому старики испытывают такой чудовищный комплекс неполноценности. Они стыдятся своей старости.
Что позволительно делать в молодости, а что в старости – суждения произвольные, почти ни на чем не основанные, как, впрочем, и другие: что подобает делать женщине, а что – мужчине… Постоянно слышишь: «О, я не могу сделать того-то. Мне уже шестьдесят. Я слишком стар». Или: «Я не могу этого делать. Мне двадцать лет. Я слишком молод». Почему? Кто сказал, что́ именно можно, а что́ нельзя? В жизни ведь мы всегда стараемся иметь как можно больше возможностей, и нам всегда хочется быть свободными, чтобы сделать выбор, ни от кого не завися. В общем, я не считаю, что можно иметь все сразу, – нужно уметь выбирать. Американцы обычно думают, что возможно все, и эта черта мне в американцах нравится [смеется], в этом смысле я чувствую себя американкой, однако обязательно наступает момент, когда приходится признать, что ты больше не можешь что-то откладывать, что нужно делать выбор.
А что касается гендерных стереотипов: как-то раз мы с Дэвидом [сын Сонтаг – Дэвид Рифф] попали в забавную ситуацию, когда поехали в Венсенский университет, куда меня пригласили на семинар. Уже после семинара четыре участницы плюс мы с Дэвидом пошли пить кофе. Ну, мы сели за стол, и тут одна из женщин по-французски обратилась к Дэвиду: «Ох, бедняга, вот не повезло – оказаться за столиком сразу с пятью женщинами!» И все весело рассмеялись. Потом я им сказала (а они все были преподавательницы из этого университета): «Вы понимаете, что́ именно вы только что высказали и какого вы невысокого мнения о себе самих?» Вот вы например, можете себе представить, чтобы какая-то женщина села в кафе с пятью мужчинами, а кто-то из них сказал бы ей: «Ах, бедняжка, вот не повезло – оказаться за столиком с пятью мужчинами, но у нас нет вам для компании еще одной женщины…»? Да эта женщина была бы польщена, что оказалась одна в мужском обществе.
Интересно, а что подумал Дэвид про слова той дамы?
Уверена, что, если бы его спросили об этом, он наверное, просто сказал бы: «Тоже мне новость!» [Смеется. ] На самом деле я знаю, как сильно его удивило, что у тех женщин не было чувства собственного достоинства, и он из-за них вдруг ощутил проявление мужского шовинизма. Не забудьте, что все они были с высшим образованием, профессиональные преподавательницы, которые, вероятно, назвали бы себя феминистками, – но выражали при этом (совершенно безотчетно) совсем другое.
В противном случае эти женщины, разумеется, сказали бы Дэвиду: «Ты бы лучше ушел!»
Конечно.
Но и этот ответ нельзя назвать удачным.
Разумеется, нет. Но возвращаясь к тому, о чем мы говорили: думаю, можно обнаружить много общего между молодыми людьми и стариками, – ведь если бы молодой мужчина или женщина лет двадцати села за столик с теми, кому за шестьдесят или за семьдесят, один из них мог бы сказать: «Какая жалость, что ты оказалась за столом с пятью стариками, – для тебя ведь, наверное, это так скучно!» В отношении женского общества