– это же бессмысленно.
– Я просто пошла на прогулку и… – Мама тычет рукой в дверь. – И забыла, какого цвета шторы.
– Мама, примешь ванну? Хочешь, налью воды? – Я указываю на лестницу, но мама не двигается с места.
– Я пока в состоянии приготовить себе ванну. Да и не хочу.
– Я все-таки налью. Отдохнешь немного, согреешься…
Мама соглашается, но тут из кухни выходит Грэг. Он вернулся с работы и принес какой-то пакет.
– Эй, детка, да ты вся промокла.
При виде мужа маме сразу становится не по себе.
– Какой наблюдательный! – отвечает она. – Вообще-то, я как раз хотела принять ванну, так что…
Она смотрит на меня в надежде, что я уведу ее подальше отсюда, но я не двигаюсь с места. Если бы можно было вернуть маме прежние чувства… Знать бы, что у нее на душе спокойно, – я бы тогда поговорила с ней, рассказала о своей беде, как бывало раньше. От тоски по тем временам щемит в груди. Не в силах выдержать мамин умоляющий взгляд, я смотрю на ее мужа.
– Что в пакете, Грэг?
Он с довольной улыбкой достает и протягивает маме блокнот. Большой, формата А4, в обложке из блестящей темно-красной кожи.
Грэг выбрал для мамы идеальный подарок: красный – ее любимый цвет. Она носит его постоянно, хотя красное платье, помада и лак для ногтей вроде бы не должны сочетаться с рыжими волосами, тем более если ты учительница – самая гламурная в графстве, а то и во всем мире. В детстве мне хотелось, чтобы мама была не такой заметной, чтобы она надевала джинсы и парку, как все остальные матери. Но теперь я начала дорожить ее любовью к красному цвету. Пока мама так модничает, она остается мамой. Когда-то, давным-давно, я пожаловалась, что ее видно за километр, и она ответила, что в красном платье чувствует себя королевой амазонок, а губная помада – это ее боевая раскраска. Красный цвет придавал ей храбрости. Я хорошо понимала, каково это, когда тебе не хватает храбрости, однако меня поразило, что и маме нужны такие уловки. Не знаю, сколько мне тогда было – лет десять, наверное, – но я запомнила тот разговор, потому что после него почувствовала себя чуть взрослее. Мама всегда за что-то сражалась.
И вот она впервые вступает в битву, зная, что проиграет.
– Это книга для воспоминаний, – объясняет Грэг. – Твоих и наших. Помнишь, Дайана сказала, что это может помочь?
Я еще не вернулась из Лондона, когда мама ходила на первую встречу с Дайаной, своим психотерапевтом, и та предложила записывать все важные события, какие удастся вспомнить. Маме идея понравилась. Она пошутила: «Жаль, что я не подумала об этом до того, как перестала следить за сюжетом».
– Да, я помню: дневник поможет ничего не забыть, – осторожно улыбается она.
Эта вежливая улыбка, которой мама приветствует банковских служащих и родителей на школьных собраниях… Она фальшивая. Интересно, заметил ли это Грэг? Наверное, да. Раньше я думала, что только мы с мамой по-настоящему знаем друг друга. Конечно, есть еще бабушка, наш третий мушкетер, но она почему-то всегда немного не в теме. Все