на всю хату, и донимать конвоира Федю, который был чист помыслами и всё принимал всерьёз.
– А шашлык? А стейки? А овощи гриль? Ведь по 150 красного обещали! Федя, где наши блага? Где принцип распределения по потребностям?
– Завтра будет, – мрачно отвечал страдающий баландёр, а конвоир конфузился, соображая, как ответить на дерзкий выпад, но не находил слов.
Через нашу камеру прошло много разных людей. Весёлых и не слишком, трезво мыслящих и дурноголовых, пофигистов и философов и от отношения к ним Геннадия Владимировича зависел климат в тюремном общежитии. Он серьезно поддерживал тех, кого считал людьми своего образа мыслей, но и к ним долго присматривался, опасаясь специально подсаженных, с целью узнать пропорции глинозёмных шариков и палладия. Меня сразу идентифицировал типичным майорчиком и первое время сторонился, чтоб не выболтать секрет изобретения.
Одним из вечеров, вернувшись с очередного заседания суда, он, сияя протянул областную газету «Правда Севера». Жирным шрифтом на её передовой полосе значилось: «Депутат задержан за вымогательство» и моя классово-отвратительная физиономия на полстраницы. Газету ему подарил подельник Вова Зубцов, с ним я провел два дня перед переездом в хату 39. В клетке, в перерыве заседания суда тот и рассказал, что я никакой не майор, а довольно приятный в общении неудачник.
Геннадий Владимирович стал со мной куда более словоохотлив и даже посвятил в некоторые детали изобретения, которые я и под пытками не смогу воспроизвести, поскольку, признаться, ничего не понял.
– Тюрьма, Санечка – это хорошо! Мы здесь просто отдыхаем! Здоровый образ жизни, физкультура, режим дня, круглосуточная охрана, никакого алкоголя. Ты на свободе мог себе это позволить? Нет! А здесь – каждый день.
Пришлось согласиться. На воле я частенько задумывался, что моё времяпровождение стремительно увеличивает шансы умереть от инфаркта в сорок лет, но ничего с этим поделать не мог, положение обязывало.
– У нас хорошая тюрьма, трехзвездочная. С комфортом, конечно, не очень, подушки не эргономичные, но благодаря охране на три звезды точно потянет, – заявлял Геннадий Владимирович предовольным голосом, удобно устроившись на шконке. Лицо приобретало выражение благостное, а взгляд становился полон абсолютной уверенности, что он достоин этого великолепия. С таким обычно фотографируются для инстаграма из салонов частных самолётов.
Это помогало не сойти с ума, особенно в первое время. Пройдя через шок посадки и терапию самоуспокоения я неожиданно получил в приятели индивидуальность высшего порядка и начал приходить в себя.
– Какая статья у тебя, сынок? – спрашивал он вновь прибывшего пацана.
– Два-два-восемь.
– А лет тебе сколько?
– Восемнадцать.
– На подписке был?
– Да.
– А сейчас из суда?
– Час назад закончили оглашать приговор.
– Сколько дали?
– Семь строгого…
Парень оцепенел, глаза его смотрели перед собой и внутрь себя одновременно.
– Ты