неприятно прилипло к коже. Всхлипывая, пришлось взять в руки тазик. Так и проспал до утра с шайкой в руках.
– Благодаря тюрьме я остался жив, – за чаем Геннадий Владимирович пускался в воспоминания, – Что было на воле? Работа? Три вечно звонящих мобильника? Нескончаемые попойки с приятелями? Никуда не успевал. Сто лет в Чёрном море не плавал. Мне стало тяжело, когда я перевалил за 130 килограмм. Потом 140, 150, 160… Не мог остановиться. Я бы умер! А здесь – никакой водки. Каждый день по часу бега. Мой вес уже 126,50 – тоже немало, но видел бы ты меня год назад! Так что я жив только благодаря несправедливости!
Мы выходили в тюремный дворик на прогулку и человек гигантского по моим понятиям веса начинал тренировку. Он мог без остановки бегать целый час.
Для наводнивших тюрьму наркоманов и торговцев веществами ежедневная прогулка, положенная каждому заключенному – время попинать бумажки во дворике, выкурить пару сигарет и, замерзнув, кричать продольному:
– Начальник! Веди нас назад!
Геннадий Владимирович, лишние килограммы которого я вначале принял за тотальную слабость воли, с поразительным упорством ежедневно наматывал круги, смущая всех трясущимися телесами. Он превратил тесный и душный тюремный дворик с бетонным полом в царство физкультуры.
– Спорт калечит, физкультура лечит! – кричал он, пробегая мимо меня.
Узкая скамейка посреди периметра сделалась тренажером для пресса и штангой, а сам дворик – беговым стадионом.
Мы с Сеней, первое время переминались с ноги на ногу, стараясь поглубже дышать, но толстяк вдохновлял. Он может.
– И вы можете! – подбадривал нас любитель хлористого палладия. – Заниматься будем так, чтобы после прогулки упасть на шконку в изнеможении и о плохом не думать. Увидите теорию относительности в действии, время полетит быстрее!
Картина вырисовывалась знатная – огромный мужчина с пузом и сильной одышкой нёсся в довольно быстром темпе, поднимая облако пыли. За ним я, уже схуднувший, но запыхавшийся, третьим трусил Сеня. Он то и дело останавливался и отдыхал, пока изобретатель, не сделав круг легонько пинал его под задницу, а следом депутат давал подзатыльник.
Случайно зашедшие с нами и сбитые с толку словом «прогулка» сидели на скамейке и не мешали, перечить Гене Зелёному было не принято, его побаивался даже конвой.
Один наркоман попробовал присоединится к нашей троице, но через двадцать минут непрерывного бега вестибулярный аппарат не выдерживал и у него кружилась голова.
– А вы можете бегать в другую сторону? – только на этот вопрос и хватило сил. Парень заглатывал нервно воздух прильнув к косяку двери.
– Нет! – Геннадий Владимирович был категоричен, – Бег – суть размышление о мире, смерти, возрождении и бессмертии, – он умудрялся еще и разговаривать на ходу.
Позже, я рассказывал юным наркоманам о мистических кружениях дервишей и умолял не провоцировать Геннадия Владимировича, чтоб он не захотел ввести в тюремный дворик традиции суфийских практиков. Бегать час мне и самому было нелегко, шумело в висках, кололо в боку,