Хозяйка и постоялец, сцены из военно-походной жизни. Триумфально сияющая старая потаскуха, кокетливо выставившая тысячный браслет, под ручку с кавалером в чёрно-золотых доспехах, смахивающим на паровозик, что пыхтит по Царскосельской дороге; но больше на самовар.
– Мать честная! Святые угодники! – изнемогала ведьма, даже локотком заслоняясь от такого великолепия. – Вот где краса несказанная! Сердце заходится! Ноги подгибаются!
– И раздвигаются.
– Это само собой. Жаль, не видит никто! Ну, и чем я хуже? Пошто права не имею?
Каска давила немилосердно. У кавалергардов под такой нахлобучкой никаких мозгов не остаётся; вот Дантес и убил Пушкина.
– А где меч? – спросил Раскольников. – Этот, как его… палаш?
– Несут. И меч несут, и пушку катят.
Меч был бы кстати. Порубил бы кой-кого в мелкую клеточку. Алёну Ивановну одолел сходный позыв. Она присела, будто в седле, взмахнула воображаемой саблей и поскакала с посвистом вокруг Раскольникова кавалерийской раскачкой.
– Ура! За Святую Русь! За царя-батюшку! Ну что же ты, давай!
Раскольников не расположен был к подобной разлюли-малине.
– Эх ты, тёха! – ведьма хлопнула его по загудевшему панцырю. – Небось недоноском родился.
На «недоноска» Раскольников обиделся. Он стащил каску с головы и брякнул об пол.
– Сама ты недоносок!
– Стынет! – гаркнула дурында от стола.
– Шапку подыми, – тихо проговорила хозяйка. – Кому сказала. – Подождала и добавила: – Не подымешь – живьём тебя испеку в этих противнях.
Раскольников присел и поднял каску.
– Побледнел, – сказала ведьма с удовлетворением. – Поджилки затряслись. Вот и весь испыт. Как же не недоносок, коли всего боишься.
– Ты сама только при Лизке смелая. Жалеешь, что никто нас не видит, – а пойти со мной в Екатерингоф на гулянье – вот как есть – забоишься.
– Запросто! Но сперва в ресторацию.
Садиться за стол в кирасе Раскольников отказался наотрез. А хозяйка браслет не сняла и, помахивая ложкой, всё заглядывалась на его великолепие; и жесты рукой совершала плавные, отставив мизинчик. Бедовая баба, думал Раскольников, хлебая щи с головизной. Вспыльчивая и воинственная. У неё даже на печной дверце барельеф с каской на скрещенных ружье и сабле. Алёна-воительница. Но она тщеславна и мнительна, через какую-нибудь придурь можно подобрать ключик. Вот уж у кого павлин в голове, императорский…
– Ты слабой заварки, – уточнила ведьма уже за чаем. – Ещё бы пару щепоток, да гвоздичку, да кипяточком ошпарить…
Раскольников смолчал. Хотя был задет едва ли не сильней, чем «недоноском». Но по существу возразить было нечего, он и сам про себя это знал, только не в таких чаеразвесочных терминах. Ладно, сейчас пойдём в спальню, он покажет ей «слабую заварку». Но напрасно ёкало и щекотало в паху, хозяйка против ожиданий вознамерилась «заниматься по домашеству». Вывалила на стол кучу расписок,