сироту? – посочувствовал Раскольников.
– Я им обижу! Кто меня обидит, три дня не проживёт. Ничего, мои денежки ещё ощенятся. Клюнет сорока с другого бока. А алтынничать я не буду! – В подтверждение чего пнут был стул. – Знаешь, чего я пуще всего на свете не люблю?
– Я знаю, чего ты пуще всего любишь.
Хозяйка и хлопнула, и топнула, и голос возвысила.
– А вот и нет! Пуще череверебеньчиков я люблю справедливость!
– Как же, как же. Полной мерой хлебаю твою справедливость.
– Что не так? Плохо тебе у меня?
– Не придуривайся, Алёна Ивановна! Тебе хорошо было бы в моей шкуре? – Тут Раскольников решил зайти со стороны категорического императива. – А надо поступать с другим так, как ты желаешь, чтобы поступали с тобой.
Ведьма немедленно согласилась с Кантом.
– Слава тебе, Господи, дошло до тебя, умника. Так и отнесись ко мне, как я к тебе, ничего другого не желаю! Уважь, приласкай, захоти моего бабского, а то я вся уже засахари-и-илась… Что я, права не имею?
– Какое, к чертям собачьим, право! – крикнул Раскольников, увёртываясь от её объятий. – Тебя по всем законам в кандалы надо!
Такое хамство невольника разгневало хозяйку.
– А что, есть закон, по которому бабе хотеть мужика возбраняется?!
– Так ведь и такого закона нет, чтоб студенты голодали! А я голодал, и терпел, и не воровал!
– Чего ж ты теперь из кишок выпрыгиваешь? Накормили, напоили, на всём готовом, – и мне за то перепало, – как же не по справедливости?
– Нет тут никакой справедливости, одно голое насилие.
– Опять дурака скудахтал: выгоды своей не понимаешь. Сейчас бы прел на своём чердаке вшивый да голодный. И баба тебе никакая б не дала. Я вас, молодятину, чудесно знаю! – хозяйка погрозила пальцем, – вам хоть бы курице пихнуть. А тут живёт, как султан турецкий у Христа за пазухой, с фарфору ест, на лебяжьих перинах лежит… И по первому требованию ему и спереду, и сзаду, и сверху вниз…
– Ведьма ты, больше никто, – сказал Раскольников устало. – Prostibulum furiata37.
Алёна Ивановна взялась за спинку стула и, покачивая его за ангельские крыла, внятно и сурово проговорила:
– А вот за такие поносные слова наказать тебя следует по всей справедливости.
– И в чём тут твоя справедливость?
– А в том, что моя.
– А то, что тебе не по нраву, – то и несправедливо?
– Мой нрав от Бога – выше закона нет.
– А где же место для моей справедливости?
– А ты направо пойди – там избушка с засовом. Вот там тебе, дураку мозглявому, самое место с твоей справедливостью.
Шваркнула стулом и ушла к себе за портьеру. Что им всем от меня надо, одни выжиги попадаются, уж я ли им, кажется… а они гадят, как мышь в крупу… скорлупа недодавленная… – неслись её раздражённые