беру я за фалды:
«А ну, шевелись,…твою мать».
Ей вставлю по самые гланды,
шоб знала, кому, блин, давать.
Потом ее раком поставлю.
Мой слог – раскаленный металл.
И скажет она мне: ай лав ю!
твори, я же твой пьедестал.
И бросив тогда вызов небу —
к иному уже не привык —
я вырву вам всем на потребу
свой русский кровавый язык.
Восторг
…
Разнежился под солнцем луг,
и тучно колосится нива…
О, как красиво всё вокруг!
Усраться, до чего красиво!
Мне за сорок
Наверное, мы всё-таки мечтатели…
Не веруя в пророчества и сонники,
мы кузькиной парижской богоматери
языческие верные поклонники.
Мы славно покуражились в малиннике,
немного оцарапавшись крапивою,
но стали ль мы законченные циники
с улыбочкой приклеенной глумливою?! —
навряд ли. Просто дуем на горячее.
Бескомпромиссис – больше нам не жёнушка.
А всё, что остаётся непотраченным,
складируем подстилками на донышко
судьбы, чтоб не впивались рёбра жёсткости
в хребтины сколиозные усталые…
Трёхмерности повыпрямлялись в плоскости,
по краешкам немного обветшалые.
Но всё ж, какими б ни были сценарии,
и на какие б ни бросало полюсы —
не всё мы между пальцев разбазарили,
и истощили вещмешки не полностью.
А взгляд назад – отнюдь не во спасение,
а токмо лишь для восполненья опыта…
Весеннее – по-прежнему весеннее,
от птичьих криков до любовных шёпотов.
Нас ветры жизни чуточку взлохматили,
слегка приблизив ангельское пение…
Наверное, мы всё-таки мечтатели —
потерянное, в общем, поколение.
Пародия
Поэт природу любит без условностей,
хотя потерянное, в общем, поколение.
Народностью силен и превосходностью,
всем поднимая тонус, настроение.
И славно покуражившись в малиннике,
слегка крапивною клубничкой оцарапавшись.
Он замечает, что вокруг – сплошные циники,
его задором как-то слишком озадачены.
Вокруг него – кликуши с страстотерпцами
пророчества плетут одни и сонники…
Он в бога, душу, матерь, экзистенцию
и страстотерпцев кроет и поклонников.
На битвы не заманишь даже малые…
Бескомпромиссность больше не невестится.
Хребтины сколиозные усталые
уже в окопы не спустить, блин, и по лестнице.
И многомерность жизни его в плоскости,
да и в любой, как видим мы, проекции
старается не повстречаться с жесткостью,
хотя и не чурается эрекции.
Уже не первая его лелеет женушка,
но между пальцев