тих экипаж,
Звезды бледные спят на порталах.
Одалиски ночей веселят
Столованье, пурпурного эля
Отослать южным феям велят
Колумбийские сны Габриэля.
Ведьм ли спрятал базальтовый грот,
Хоть вином источатся муары,
Где златыми плодами Саррот
Меловниц овила будуары.
XXXXI
Сына Эос оплачет, роса
Лишь убойная хладна, в Париже
Тигров гасят: зажжем паруса,
Леты царствие Савское ближе.
Любят кафисты волны, а мы
Темный мрамор любили, царице,
Что алмазам беречься зимы,
Востоскуй, наши веи на Рице.
Мемнон, Мемнон, асийские мглы
Остье жгут иль парчовые лона
Сеннаара – преалчут столы
Званцев с мертвою розой Колона.
XXXXII
Темный мрамор со чел обием,
На пиры заявимся честные,
Се опять во тлеющем своем
Звездном вретище агнцы страстные.
Хороши ль для отравы сады
Гефсимани, каким вседивятся,
Всюду битые тлеют плоды,
Цины злобно корицей давятся.
А бегут ко столам и следят —
Им еще ли, еще потакают,
И садовую мглу преедят,
И бисквиты в серебро макают.
XXXXIII
Спит Петропль на тяжелых шелках,
Сильфы тешат барочные арки,
Менестрелям во бледных руках
Низа с Мартою носят огарки.
Белошвейки меж свеч превитых
Завершили свое пируэты,
Круги див бланманже со златых
Блюд ядят и не помнят диэты.
Сфинксам гипсовых темных аллей
Томность лядвий забыть ли шелковых,
Путрамент сей чернил тяжелей,
Слитых в остие мраморов новых.
XXXXIV
Амальгамы фиванских зерцал
Обойдем по тлеющимся косам,
Кто оконницы ада взерцал,
Их укажет хотя камнетесам.
Винодержный фарфор навили
Гиацинтами – урна за урной,
В Гефсиманских садах волокли
Сех ли агнцев по хвое траурной.
Всё Геката боялась узреть
Нас во милой юдоли, где Ады
Преклянутся еще умереть
И о небах горят колоннады.
XXXXV
Труть в лафитниках нощи темней,
Пей, август, мышъяки с озолотой,
Яко нет августейших огней,
Хоть зардеются лилии слотой.
А и стоило морок белить,
Васильков соберечься обрядных,
Будем тонкую чернь веселить
Иль стенать во дворцах желтоядных.
Меццониты румяна прельют
На райские опады всетучно,
И восплачем, где Парки снуют,
Лишь рыдание здесь благозвучно.
XXXXVI
Померанцы базальтовой тьмой
Обовьются во нощных трапезных,
Мы распишемся млечной сурьмой
И бежим Цин