было горьким. Кажется, Джордж не особо разбирался в этой теме. Он увязал в путаных объяснениях о каких-то живых организмах крошечного размера. В конце концов он злился и сдавался.
Некоторыми объяснениями он оставался очень доволен, даже если овцы не понимали ни слова. В таких случаях они старались не показывать Джорджу своего неведения, и чаще всего это удавалось им без труда.
Но иногда он действительно учил их чему-то новому. Корделии нравились его объяснения. Она обожала учить слова о вещах, которых еще никогда не видела, и даже о тех, которые нельзя увидеть. Такие слова она запоминала особенно хорошо.
– Волшебство, – сказал однажды Джордж, – это что-то неестественное, что-то, чего на самом деле не существует. Если я щелкну пальцами и Отелло внезапно побелеет – вот это будет волшебство. Если я принесу ведро краски и покрашу его – это не волшебство. – Он засмеялся, и на секунду показалось, будто ему захотелось щелкнуть пальцами или принести ведро. Затем он продолжил: – Все, что выглядит как волшебство, на самом деле фокус. Волшебства не существует.
Корделия с наслаждением паслась. «Волшебство» было ее любимым словом, словом для того, чего на самом деле не существует. Потом она подумала о смерти Джорджа. Она была как волшебство. Кто-то проткнул пастуха лопатой прямо на его лугу. Джордж, должно быть, истошно кричал, но никто из овец в ближайшем загоне ничего не слышал, а ягненок увидел духа, беззвучно танцующего призрака. Корделия покачала головой.
– Это какой-то фокус, – прошептала она.
Отелло думал о Жутком Клоуне.
Лейн вспомнила о странных людях, которые время от времени навещали Джорджа. Они всегда приезжали ночью. Лейн спала чутко и слышала шорох шин, когда они сворачивали с асфальтовой дороги на проселочную. Иногда она пряталась в тени дольмена и подсматривала. Ей нравился этот спектакль лишь для нее одной. Фары автомобилей резали темноту или застревали в тумане и образовывали тлеющие облачка белого дыма. По проселочной дороге приезжали большие машины с урчащими моторами, и они воняли далеко не так, как машина Джорджа, которую он сам называл Антихристом. Потом свет гас, и одна-две темные фигуры в длинных пальто подходили к пастушьему фургону. Они шли осторожно, стараясь в темноте не наступить в свежий овечий помет. Раздавался стук по дереву. Один раз, два раза, еще один. Дверь фургона открывалась, и в темноте прорезалась полоска рыжеватого света. Незнакомцы быстро заходили внутрь. На секунду они задерживались в дверях, как огромные нарисованные вороны. Лейн ни разу не видела их лиц. И в то же время они стали ей знакомыми…
Внезапно по проселочной дороге в сторону луга метнулось нечто темное. Быстро. Овцы немного запаниковали. Все поскакали на холм, не спуская глаз с незваного гостя. Вернулся Бог. Он рыскал по лугу туда-сюда, словно охотничья собака, его длинный нос смотрел в землю.
Сначала он обошел дольмен, потом по тропинке прошел до утеса. Он едва не взбежал на уступ, но в последний момент