я ввязался? Да, я помню. Я должен отправиться за припрятанными где-то сокровищами. Почему я? Для чего отец придумал эту безумную поездку – пойди туда, неведомо куда, принеси то, не знаю, что? То есть, как это «не знаю что», – это деньги, Петька, деньги. Это будет твой приз за сообразительность. Но я никогда не любил эти игры! Охота на лис. Веселые, блин, старты. Что там еще? Одно слово это дебильное – «квест» – чего стоит («Каждый несет свой квест, – тут же подсказала услужливая память. – А вообще-то «conquest» означает «завоевание». По-испански «конкиста». А мы, значит, конкистадоры). Я вспомнил Макса. Если выиграешь игру, тебя выпустят из-под колпака, дадут глотнуть воздуха – так, что ли? Тогда я поеду. Я боюсь, но поеду.
А если не выпустят?
Мысли накладывались одна на другую.
Я встал с постели, сел на подоконник и закурил сигарету. Внизу под окном смутно белела крыша нашего автобуса.
За дверью послышались шаги. Мать зажгла на кухне свет и, судя по всему, принялась разогревать чайник. На часах было пять утра. Выйдя на кухню, я подсел за стол.
– Что это ты так рано? – спросил я у матери. – Не спится?
– Не спится, – откликнулась она.
– Я получил письмо от отца, – сказал я, стараясь казаться спокойным.
– Замечательно.
– Он тебе ничего не говорил? Не звонил?
– Не говорил о чем?
– О деньгах. О своих деньгах.
– А что случилось с его деньгами? – ее голос звучал устало.
– Случилась странная история. Я хочу посоветоваться с тобой, что делать.
(Пять минут назад я не собирался ни с кем советоваться).
– История с самого начала была довольно странная, – заметила мать. – С самого первого дня.
Я налил себе кофе и долго дул на чашку, потом пригубил и тут же обжег язык.
– Деньги лежат в тайнике где-то в другом городе, не в Москве. И не у нас. Он их спрятал. Там почти все деньги со счета. Наличными.
Мать подняла глаза:
– Мне говорили, что он успел почти всё перевести куда-то на подставную фирму…
– Кто говорил?
– Да эти наши… магазинщики. Которые теперь уже не наши.
– В том-то и дело, что не успел. Так он мне написал. И еще написал: за вами следят, и вполне возможно, что многие.
– А почему он пишет об этом тебе… а не мне?
– Не мне, а нам. В Москве у него никого нет. Ты не думай. Всё кончилось еще до того, как заварилась эта каша. Он хочет, чтобы мы ему поверили.
(Если вы помните, в письме было много личного – и мне не хотелось бы сейчас рассказывать об этом. Я не умею описывать чужие переживания, да и не собираюсь учиться. Мне довольно своих).
– А я думала совершенно другое. Между прочим, его московские сотрудники тоже куда-то делись. – Тут мать болезненно усмехнулась. – Ну, так скажем, некоторые из них. Особо близкие. И я решила…
– Мне кажется, он все-таки написал правду. Никого у него нет.
– И что ты собираешься делать?
– Сделаю