разделял его и ту,
Чью мысленно ласкал он красоту.
Трех всадников увидев в лунном свете,
Он сладкую надежду ощутил,
Что выручат его сеньоры эти,
И выступил вперед, пригож и мил,
Скрывая имя и любовный пыл.
Как только с ними он заговорил,
К себе внушил Монроз расположенье.
Он королю понравился. Аббат
На нем остановил елейный взгляд
И пастырское дал благословенье.
Они составили все вместе чет.
Мост тотчас опускается, и вот
Коней копыта с грохотом суровым
Стучат по доскам четырехдюймовым{218},
Толстяк Бонно на кухню поспешил
И принялся за ужин у камина.
Аббат колена тотчас преклонил
И набожно творца благодарил;
А Карл, принявший имя дворянина,
Почтенного Кютандра отыскал.
Барон, с приветом (он еще не спал),
Ведет его к роскошному покою.
Карл только одиночества желал,
Чтоб насладиться нежною тоскою;
Он об Агнесе лил потоки слез,
Не зная, где искать свою подругу.
Осведомленнее был наш Монроз.
Он очень ловко расспросил прислугу,
Где спит Агнеса, где ее покой,
Все осторожным взглядом замечая.
Как кошка, что идет, подстерегая
Застенчивую мышку, чуть ступая,
Неслышною походкой воровской,
Глазами блещет, коготки готовит
И, жертву увидав, мгновенно ловит, –
Так юный паж, к красавице спеша,
На цыпочках, едва-едва дыша,
Шел ощупью, и наконец завеса
Отдернута, и перед ним Агнеса.
Быстрей, чем пуля из ружья летит,
Быстрее, чем железные опилки
Притягивает яростный магнит,
Войдя, любовник, молодой и пылкий,
Пал на колена пред софой, где спит
Его красавица, подобно розе,
В непринужденной и прелестной позе.
Для размышленья не было ни сил,
Ни времени. Огонь их подхватил
В одно мгновенье ока. В раскаленных
Лобзаньях нежные уста влюбленных
Слились. Заволокло желанье взор.
Слова любви? Они остались в горле.
Их языки друг друга нежно терли,
И был красноречив их разговор.
О, вздохи нег, безмолвье упоенья,
Прелюдия оркестра наслажденья!
Но этот сладостный дуэт прорвать
Пришлось им по причине неизбежной.
Агнеса помогла рукою нежной
Пажу постылые одежды снять.
Век золотой не знал их, безмятежный;
Придуманная, чтобы нас стеснять,
Противная природе, эта шкура
Всего невыносимей для Амура.
Кто это, боги! Флора и Зефир?
Психея ли божка любви ласкает?
Венеру ли твой юный сын, Кинир{219},
В объятьях сжал, позабывая мир,
Меж тем как Марс ревнует и вздыхает?
Карл, этот