как? А я ничего не заметил.
– К тому же тебя пришла проводить какая-то красотка.
Перешедший в наступление Сюнскэ пошёл на этот рискованный шаг. Однако Ои, вопреки ожиданиям, остался совершенно невозмутимым и, усмехнувшись, замаскировал туманным ответом истинное положение:
– Красотка… это моя… ну да ладно.
– Куда ты всё-таки ехал? – спросил в лоб, отбросив теперь всякие недомолвки, Сюнскэ, поставленный в тупик словами Ои «это моя…».
– В Кофудзу.
– А потом?
– И тут же вернулся.
– Зачем ездил?
– Зачем, спрашиваешь… было неотложное дело.
В нос им ударил сладкий запах цветов гвоздичного дерева. Сюнскэ и Ои почти одновременно посмотрели вверх – запах указывал, что они у бронзовой статуи Диккинсона. Гвоздичные деревья росли на газоне вокруг статуи. Залитые ярким солнцем, они сплошь были покрыты мелкими сиреневатыми цветами.
– Вот я и хочу знать, что это за неотложное дело.
Ои весело захохотал:
– Ну что за человек, всегда беспокоишься по пустякам. Неотложное дело – это неотложное дело, только и всего.
Но на этот раз Сюнскэ не попался на удочку:
– Сколько бы ты ни повторял, что было неотложное дело, всё равно, если бы оно сводилось только к тому, чтобы съездить в Кофудзу, незачем было так усердно махать носовым платком.
Ои сразу же забеспокоился, но тон оставался по-прежнему надменным:
– Но это было особое неотложное дело, заставившее меня махать платком.
Воспользовавшись неумелой ложью собеседника, Сюнскэ решил пойти ещё дальше в своих неудобных вопросах, чтобы поиздеваться над ним. Однако Ои, кажется, быстро сообразил, что попал в глупое положение, и, когда они вышли на аллею гинкго перед главными воротами, ушёл, ловко отделавшись от Сюнскэ.
– Ты куда? Домой? Всего хорошего.
Глядя ему вслед, Сюнскэ криво усмехнулся, но у него не было никакого желания нагнать его и извиниться, поэтому, выйдя из ворот, он прямым ходом направился в книжную лавку Икубундо, находившуюся на противоположной стороне улицы, по которой ходили трамваи. Не успел он войти в неё, как какой-то человек, рывшийся в букинистических книгах в глубине полутёмной лавки, тихо повернулся в его сторону и сказал мягко:
– Ясуда-сан? Давненько…
Даже плохого освещения лавки, в дальних уголках которой всегда царил полумрак, было достаточно, чтобы разглядеть Фудзисаву в его обычной красной феске. Сюнскэ снял фуражку для ответного приветствия; он не мог не почувствовать удивительного несоответствия между пропылёнными старыми книгами и нарядно одетым Фудзисавой.
Тот, опершись своей изящной рукой о полку, на которой стояла Британская энциклопедия, обворожительно, другого слова не подберёшь, улыбнувшись, спросил:
– Ты каждый день встречаешься с Ои-саном?
– Да, я только что с лекции, на которой мы были вместе.
– А я с того вечера