шаг к машине не подошёл. Наконец, в голове у лисы случилось очередное короткое замыкание и она ретировалась, хромая и заваливаясь на бок.
– Как зомби! – сказала Полина, провожая её взглядом, – Это заразно, да?
– Поехали отсюда нафиг, – Ник выкинул палку в кусты.
До пункта назначения оставалось совсем немного. Нива кралась по длинным доскам, дверям, остаткам оконных рам, устилавших дорогу. С тех пор, как на Севере стали меньше плавать на лодках, началась борьба с его бескрайними болотами, а точнее «мхами», как их называли в этих местах. Их веками заваливали хламом, плахами, а трясина всё пожирала и пожирала гать. Куда только уходили кубометры строительного мусора?
– Почему все так любят сраную мистику и хорроры? – проговорил Сергей, поглядывая на проплывающие мимо выворотни вековых елей, – достаточно в область приехать. Вот тебе и хоррор. Социальный. Посмотришь, как люди живут – вздрогнешь.
– Там на дверях что-то нарисовано! – отозвалась Полина, – Роспись! Ник, смотри! Кто же их выкинул сюда?
– Ну, а куда их деть? До музея полсотни вёрст волочь?
Под колёсами сердито трещали деревянные полотна, выструганные несколько поколений назад, собранные умелой рукой без гвоздей, без электроинструмента. Теперь они стали мостом через лесной массив.
– Чем дальше едем, тем больше дверей, – пробормотал Палий, – прямо в землю ведут. На тот свет как будто.
Сергей строго посмотрел на приятеля и неразборчиво, чтобы остальные не поняли, спросил:
– Ты таблетки пьёшь?
– Пью.
– Смотри. Нам тут фокусов не нужно.
– Меня из-за них всё бесит. Но я живой хотя бы. Значит, действуют.
Из-за края ельника показались тёмные крыши. Дорога чуть изогнулась по пустырю и раскатилась вперёд светлым полотном песчаной улицы. Только вот проехать по ней мешал вбитый прямо посередине столб. Дорога не раздваивалась возле него, будто никто и не пытался объезжать. Что-то на нём было грубо вырезано, Палий счёл это за утлый декор, Сергей же вовсе внимания не обратил, только заглушил мотор, встав на обочину рядом.
После того, как четыре раза хлопнули двери машины, не осталось никаких звуков.
Май. Вот-вот распустятся яблони. Но старые гармошки на завалинках не запоют о войне и не потянет жареным мясом со дворов. В деревню больше никто не приезжал, песок давно проглотил следы шин и обуви. Теперь здесь жила одна лишь тишина, только над искорками мать-и-мачехи порхали бабочки да ветер качал ветви лип. Даже вездесущий мусор бесследно затягивал дёрн.
– Слушайте, – Сергей почесал висок, оглядываясь – а дома-то почти целы. Я думал, тут всё хуже намного. На кой нам тут палатки? В случае чего даже печку можно растопить. На разведку?
Палий послушно зашагал следом. Математик крутил головой как сокол, примечал разбитые окна, холмики погребов, ямы, оставшиеся от колодцев. На окнах одного из домов он обнаружил задёрнутые белые занавески.
– Тут живут что ли? – пробормотал он.
Инженер тихо приблизился