меня сделала и чего не сделала. Ты была добра… даже очень. Я этого не забуду. Через час меня здесь не будет, я очень на это надеюсь… И я… я пойду соберу вещи, наверное.
Вот тут-то все оно и случилось. Словно в замедленной съемке, тихо, неспешно, неестественно подогнув колени, Элеонора сползла на пол. Так же тихо, безнадежно и отчаянно зарыдала. Не стесняясь слез и не выставляя их напоказ, понимая, что какой-то важный предел был перейден – бесповоротно, без надежды на возращение назад.
– Ну, я же не сейчас уйду, не надо так убиваться, не стоит. Видишь же, я уже ухожу…
Я хлопнула дверью.
Постояла немного перед закрытой комнатой, подумала, прислушиваясь к доносившемуся даже сюда плачу.
Эх, как бы сейчас пригодился бы искрящийся, граненый стакан воды. Или водки. Водки, в общем-то, было бы даже лучше…
Я подумала еще немного. Поудивлялась своей до колик нелепой судьбе.
И пошла обратно.
***
Она просила прощения и только тихо плакала, уткнувшись в мои туго обтянутые синей джинсой колени. Я гладила Элеонору по голове, утешала, называла ласковыми именами… Она плакала еще горше и почти ничего мне не отвечала. А когда она встала с колен, и все закончилось, то сказала:
– Я буду твоим другом, если ты только этого хочешь. Я пойду за тобой, куда ты позовешь, и я буду тебе верна. Я знаю, что тебе нужна моя помощь. Но я пойму, если ты откажешься от нее.
– Ну и зачем столько громких слов, Элеонора? – попыталась малодушно отвертеться я. – С чего ты взяла, что мне понадобится помощь?
На мгновение она стала прежней, насмешливо сверкнула голубыми глазами.
– Я все-таки кое-что еще вижу, не так много, но линии твоей судьбы различаю довольно четко…
Я не сразу нашлась что ответить.
– Конечно же, ты будешь моим другом, если захочешь, дружбу не принято отвергать. Но тебе не кажется, что ты слишком уж перегибаешь палку? Я ведь не сделала ничего такого, чем заслужила бы твою преданность.
– Нет, – сказала она. – Нет, неправда. Был один шанс на тысячу, что ты поведешь себя так, как ты себя повела, и поэтому теперь все по-другому. Я никогда тебя не предам, вот увидишь.
Я, соглашаясь, кивнула и подумала о том, как же она жила раньше, если всего одно проявление сочувствия и милосердия вызывает у нее такой шквал эмоций. Должно быть, это была скверная жизнь.
– Все не так плохо, как ты сейчас думаешь. Все наладится, все еще будет хорошо, поверь мне, – я бормотала все эти пустые банальности, прекрасно зная, что в них нет ровно никакого смысла, но мне так хотелось ее утешить.
Она все это, конечно же, тоже знала. Улыбнулась так, как будто смирилась, с печалью, от которой щемило сердце.
– Не отвергай меня. Я хоть чем-то хочу загладить свою вину. И я могла бы быть тебе полезна. Я, наверное, могла бы даже попытаться отыскать твою сестру Валентину, если бы ты этого захотела.
6.
Тук-тук холодное сердце, кап-кап теплые слезы. Тук. Кап.
Все фальшь и все ложь. Все тлен.