туда же. Служба точного времени.
– Вас ещё не разогнали?
– Всегда нужен оператор, даже если кажется, что человеку делать нечего.
Всегда. У машин не хватает страха – страха ошибиться.
Этим же вечером сын позвонил ему по видео. Старик как раз мыл посуду, и чашка выскользнула, громко стукнувшись обо что-то, плававшее под слоем пены в раковине. Будто живое существо вырвалось из рук ловца. «Интересно, – успел подумать старик, – разбилась или нет?» Сын сидел в каком-то коридоре, вокруг было пусто. Он сказал, что любит отца, помнит, всё нормально, но сейчас нет времени говорить. Он перезвонит.
Собирая осколки чашки в раковине, старик понял, что это будет последний разговор. Моления о чаше не вышло. Сперва ему подумалось, что теперь нужно сидеть дома и ждать, но утром он всё так же проснулся в шесть, а в восемь был в Институте метрологии. Время текло сквозь него, и он сам показался себе машиной. Вернувшись домой, он проверил входящие – звонка не было. После этого дни тянулись за днями, и старик говорил себе: даже если он увидит поутру на трамвайной остановке четырёх всадников, несущихся в небе, нужно добраться до института и сесть на рабочее место.
Сотрудников осталось мало, но дело спасала автоматизация. Часы по всей земле заводились, индикатор камеры эталона мерцал зелёным светом, стучал метроном, но синхронизация совершалась благодаря им, нескольким спокойным людям, сидевшим в разных концах земли. Когда появится фигура с крыльями и поднесёт к губам трубу, то будет известно точное время перемен.
Наконец – это было жарким летним вечером – в его доме заверещал динамик.
Старик нажал клавишу, и сын появился на экране.
Он сидел на странном стуле в какой-то ослепительно-белой комнате. Сын смотрел в сторону.
– Как там? – спросил старик.
– Тут интересно, – ответили ему. – Правда, не так, как я думал.
Они замолчали. Экран моргнул, и старик было решил, что всё закончилось. Но вместо того чтобы закончить разговор, сын вдруг произнёс:
– А помнишь, мы нашли ёжика? Он бегал по дому, но ты сказал, что его нужно отпустить? Да?
– Да, – согласился старик. – Мы правильно отпустили ёжика. Так надо.
Сын посмотрел ему в глаза и сказал, что только что вспомнил эту историю с ежом.
– Интересно, как он там?
И тут экран окончательно погас.
(дом у моря)
Коли оно когда-нибудь разобьётся и засыплется развалинами и найдут только отломанный кусочек: в нём слишком много слёз, то и этот кусочек поставят в музей и по нём будут учиться.
В старом доме что-то скрипело, и оттого даже сейчас, ночью, он казался обитаемым.
Меж тем уже ушли все – и смотрительницы, и музейный сторож, и рабочие, что копали рядом несколько траншей по неясной коммунальной надобности.
Мы сидели у каменной стены музея за широким столом, застеленным газетами.
Вино жило отдельной жизнью под столом – в огромной бутыли.