тогда танцевали при французском дворе. Мягкие звуки смешивались с шумным говором гостей. Князь Радзивилл приостановился и стал слушать.
– Дай Бог, – промолвил он через минуту, – чтобы все эти гости, которых я принимаю под своим кровом, не перешли завтра в стан моих врагов.
– Ясновельможный князь, – заметил Кмициц, – я надеюсь, среди них нет шведских приспешников.
Радзивилл вздрогнул и остановился:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего, ясновельможный князь, я хотел только сказать, что там веселятся достойные воители.
– Пойдем! Время покажет, и Бог рассудит, кто из них достойный воитель… Пойдем!
У самой двери стояло двенадцать пажей, прелестных мальчиков в перьях и бархате. Увидев гетмана, они выстроились в два ряда; князь, подойдя к двери, спросил:
– Ясновельможная княгиня уже в зале?
– Да, ясновельможный князь, – ответили мальчики.
– А паны послы?
– Тоже.
– Откройте!
Обе створки дверей распахнулись в мгновение ока, поток света хлынул на гетмана и осветил его мощную фигуру; в сопровождении Кмицица и пажей Радзивилл взошел на возвышение, где стояли кресла для почетных гостей.
В зале тотчас поднялось движение, все взоры обратились на князя, и клик вырвался из сотен рыцарских грудей:
– Да здравствует Радзивилл! Да здравствует Радзивилл, наш гетман! Да здравствует Радзивилл!
Князь кивал головою и махал рукой, затем стал приветствовать гостей, собравшихся на возвышении, которые встали со своих мест, когда он поднимался. В толпе знати, кроме самой княгини, были два шведских посла, посол московский, воевода венденский, епископ Парчевский, ксендз Белозор, Коморовский, Межеевский, Глебович, староста жмудский и шурин гетмана, молодой Пан, полковники Ганхоф и Мирский, посол герцога курляндского, Вейсенгоф и несколько дам из свиты княгини.
Гетман, как и приличествовало радушному хозяину, сперва приветствовал послов, обменявшись с ними любезностями, потом уже поздоровался с прочими; опустившись после этого в кресло с горностаевым балдахином, он стал глядеть на залу, где все еще раздавались клики:
– Да здравствует Радзивилл, наш гетман! Да здравствует Радзивилл!
Кмициц, укрывшись за балдахином, тоже глядел на толпу. Взор его пробегал по лицам, ища среди них милые черты той, которая в эту минуту владела сердцем и душою рыцаря. Сердце колотилось у него в груди.
«Она здесь! Через минуту я увижу ее, поговорю с нею!» – повторял он в душе. И искал, искал жадно, тревожно. Вон там, поверх перьев веера видны чьи-то черные брови, белое чело и светлые волосы. Это она!
Кмициц затаил дыхание, словно боясь спугнуть видение; но вот дама обмахивается веером, лицо открывается – нет, не Оленька, не она, милая, желанная! Взор его стремится дальше, окидывает прелестные фигуры, скользит по перьям, атласам, по лицам, подобным распустившимся цветкам,