Заглобу, а он только нос кверху задирал, повторяя:
– Крепче! Крепче!
Но Володыёвский еще раз хорошенько все обдумал и лишь после этого дал ответ.
– Никак нельзя нам всем сразу ехать, – сказал он. – Там сущая пустыня и даже худого крова не найти. Я поеду вперед, пригляжу место под майдан, крепостцу надежную выстрою и дома для солдат, а также конюшни, чтобы благородные скакуны наших рыцарей от переменчивой погоды не захирели; колодцы вырою, дорогу проложу, яры, сколько смогу, очищу от разбойного сброда, а уж тогда милости просим; пришлю за вами надлежащий эскорт. Но недельки хотя бы три подождать придется.
Бася попыталась было протестовать, но Заглоба, признав слова Володыёвского справедливыми, сказал:
– Дело говоришь! Мы тут с тобой, Баська, пока похозяйничаем, и будет нам совсем не худо. Да и запасец кой-какой приготовить надо: вам небось и невдомек, что меды и вина нигде лучше, чем в пещерах, не сохраняются.
Глава XXII
Володыёвский сдержал слово – в три недели закончил строительные работы и прислал отменный эскорт: сотню татар из хоругви Ланцкоронского и сотню Линкгаузовых драгун, которых привел пан Снитко, герба Месяц на ущербе. Татарами командовал сотник Азья Меллехович, родом из Литвы – совсем еще молодой, лет двадцати с небольшим. Он привез письмо от маленького рыцаря, который писал жене нижеследующее:
«Возлюбленная моя Баська! Приезжай поскорее: без тебя я как без хлеба и, ежели до того времени не зачахну, розовое твое личико совершенно зацелую. Людей посылаю предостаточно и офицеров опытных, однако среди всех выделяйте пана Снитко и в общество свое допустите, ибо он bene natus[73], и человек состоятельный, и к товариществу принадлежит, Меллехович же хоть и добрый солдат, но бог весть какого роду-племени. Нигде, кроме как у татар, он бы офицером не мог стать – в любой иной хоругви всяк, кому не лень, ему б imparitatem[74] выказывал. Обнимаю тебя крепко-прекрепко, рученьки и ноженьки твои целую. Фортецию я поставил из кругляшей преотличную; очаги сложили на славу. У нас с тобою несколько комнат в отдельном доме. Смолою везде пахнет, и сверчков тьма-тьмущая: вечером как начнут свиристеть – собакам и тем не дают спать. Раздобыть бы гороховину – в два счета проклятых можно вывести, да ты, верно, и так прикажешь ею телеги выстлать. Стекла брать негде, окошки затянули пока пузырями, но у пана Бялогловского есть среди его драгун стекольщик. Стекло можно взять в Каменце у армян, только, ради бога, осторожно везите, чтоб не побилось. Светелку твою я велел домоткаными коврами обить, очень получилось славно. Разбойников, которых мы в лешицких ярах изловили, я приказал повесить; девятнадцать уже болтаются, а к тому времени, что ты приедешь, десятка три, думаю, наберется. Пан Снитко тебе расскажет, как мы тут живем. Вверяю тебя попечению Всевышнего и Пресвятой Девы, душа ты моя миленька».
Бася, закончив читать, отдала письмо Заглобе, который, пробежав его глазами, сразу стал