Джинни Харди. До сих пор не понимаю, что это было, что на нее нашло. Но эта страшилка в рифму не характерна для моей сестры больше, чем самоубийство. Да, она была творческой личностью, притом совсем еще юной. Ну, знаете, подростки и сами по себе довольно экзальтированные, впечатлительные, рассуждающие абсолютными категориями. Но Джинни все это как будто обходило стороной, с ней никогда не возникало проблем. Вернее, так казалось. А проблемы, конечно, у нее были, раз случилось то, что случилось.
– Наверное, сложно не винить себя за то, что не замечал проблем близкого человека, – сказала я.
Генри, кажется, почувствовал в моих словах понимание:
– У вас тоже покончил с собой кто-то из близких?
– Нет, – запротестовала я. – То есть да. Но там немного другое было дело.
Я совершенно запуталась и растерялась. Все еще не могла до конца осознать, что далекое и печальное прошлое имело непосредственное отношение ко мне и к моей семье.
– Почитаете, может, когда-нибудь мою книгу, думаю, будет понятнее, – неловко подытожила я.
– Обязательно это сделаю, – ответил Генри, внимательно меня рассматривая. – В тот момент, когда все произошло, я не винил себя. Тогда я просто впал в ступор, не было понимания, как это произошло и что делать дальше. Из-за того что от версии убийства отказались, мы с отцом смогли вернуться домой. Полицейские расспрашивали нас о Джинни, копались в ее вещах, но ничего интересного не нашли. Вселенная Джинни была наполнена учебой и стихами. Никаких тайных параллельных жизней Лоры Палмер[1], абсолютно нормальное существование слишком хорошей для этого мира девочки-подростка.
– Она не оставила других записок, кроме стихотворения?
– Нет, ни одной.
– Возможно, она вела дневник?
– Да, вела, но в нем не нашлось ничего, что объяснило бы ее поступок. Да и в пару последних месяцев она его забросила. Словом, одни вопросы, и никаких ответов. Отец был совершенно сломлен – вот кто действительно себя винил в смерти Джинни. Бегал по всему Холмсли Вейл, разговаривал со всеми, чтобы разобраться в причинах ее поступка. Но все без толку. Никто не мог ему ответить, почему его дочь убила себя. Знаете, чужое горе пробуждает в людях внутренний эгоизм, думаешь: хорошо, что это случилось не со мной, не с моим ребенком. Или начинают выдумывать причины типа: «Ну, это же богатая семейка, дети в ней избалованы, – наверное, родители купили ей пони не того цвета». Не удивлюсь, что многие даже злорадствовали и говорили, что так нам и надо. Вот только Джинни ни в чем не была виновата. Она этого не заслужила.
Рассказ расстраивал Генри все больше, а мне все больше хотелось ему как-то помочь.
– Мне кажется, отец поступил так с собой в итоге, потому что не нашел ответов. И как будто хотел таким образом стать ближе к Джинни. Он так и написал в записке: ушел за своей маленькой девочкой, чтобы ей не было одиноко. Хотел на том свете узнать, что он сделал не так, почему не смог ей помочь. Почему не был хорошим отцом, чтобы она пришла к нему и рассказала, что ее волнует.