вторую комнату, и мы прожили вместе несколько месяцев. Моя гостиничная жизнь была очень беспокойной. Туда обычно приезжали люди со всего мира, в основном евреи из Литвы, Польши, России, Галиции, Австрии, Германии, даже из Сибири. Я всех знал и полюбил слушать, как они рассказывают о своих городах, своих странах, как там живут евреи. Со многими гостями, c теми, кто уже часто приезжал раньше, я близко сошёлся и принимал их как своих любимых гостей. Мы вместе ели и проводили вечера вместе.
Моего любимца Лейба Исааксона в это время не было в Варшаве. Он уехал в Женеву, в Швейцарию, и стал там студентом философского факультета, но мы часто переписывались. Он много писал мне о Теодоре Герцле100, о сионизме, причем писал возвышенно и с энтузиазмом. Так что его мысли прочно вошли в мою голову, и я ими очень заинтересовался. Я начал думать, как было бы хорошо, если бы все евреи мира поселились в Земле Израиля, где они могли бы вести свою независимую жизнь, новую жизнь, на принципах свободы, братства, справедливости и красоты. В одном из писем он писал мне об одном из «наших» евреев – докторе Хаиме Житловском101, который читал в Женеве лекцию о том, что мы – нация, со всеми атрибутами нации, со своей историей, уникальной культурой, уникальным духовным миром и особым языком. Наша главная проблема – это наша деклассированность. Мы, евреи, должны перейти к полезному производительному труду и, прежде всего, к деревенскому труду. Мы должны бороться не только за равные гражданские права, но и за свои национальные культурные права. Письма Исааксона ко мне внесли порядок, понимание, ясность в мои смутные мысли и обозначили, так сказать, мою будущую цель в жизни.
Я стал читать еще больше книг о еврейской жизни, о национальном вопросе, о борьбе евреев в странах их расселения, о их борьбе за собственное «Я», о великих заслугах моего народа перед человечеством, о нашем великом нравственном вкладе в общечеловеческие ценности. И чем больше я читал и думал, тем более сознательным националистом я становился.
Моим самым больным местом стало положение евреев в мире. У меня не могло быть лучшего примера, чем ситуация с евреями в России того времени: голод и лишения, лишение всех возможностей человеческой жизни, лишение всех прав человека и гражданина. Циничное отношение к нам со стороны русских и поляков, издевки, льющиеся ежедневно на нас через прессу, принижение всего самого известного и лучшего из того, что у нас есть, задевало меня в высшей степени.
Тогда в России и Польше не было социалистического движения в том смысле, как мы его понимаем сегодня. Как- то я слышал о социалистах, о Народной Воле, о Желябове, Перовской. Как-то в моем родном городе Копыле арестовали каких-то социалистов, но я так и не понял, чего они хотят. Я знал одно: им не нужен император. Что ж, будучи в шестом классе нашей городской школы, я тоже не хотел присягать Николаю второму, когда он взошёл на престол. Я что, тоже социалист? Правда, моя мать однажды рассказала мне о некой Кляйнбарт, ее коллеге, которую отправили