глотнул блестящей воды и почувствовал, что в нём тоже забурлило солнце.
– Дай испить братии, – приказал голос.
Неждан отнял от губ ковш, серебрянобородый принял, отпил, передал остальным, вернул наполовину полный и вновь приказал:
– Допей.
Неждан послушно допил и теперь стоял, опустив руки, чуть покачиваясь и слушая.
– Не качайся, сыне! Клонись лишь пред Господом! Как войдёшь в силу, пойдёшь в Киев-град. Там войдёшь в монастырь на послушание, а затем примешь монашество во славу Христову.
Вдруг к серебрянобородому подошёл тот перехожий, что стоял последним, и, почти уткнувшись в серебряные кудри своей седой с остатками рыжины бородой, зашептал что-то на ухо.
Пошептав, обернул к Неждану лицо со шрамом и глазами цвета талой воды.
Серебрянобородый, не мигая, уставился на Неждана. Долго молчал, а потом молвил:
– Быть по сему, коли станет то к славе Божьей! Слушай, что скажет брат Парамон.
Тот, кого назвали Парамоном, произнёс так, как по-славянски говорят урмане:
– Войдя в силу, пойдёшь вверх по реке до места, где в неё впадает ручей, там повернёшь на запад и будешь идти два дня через лес, до холма. На холме камень. Под ним твоя судьба.
– Что найдёшь под камнем, вздымать будешь за вдов, сирот и бедный люд, во славу Господню! – опять прогрохотал серебрянобородый. – Αμήν.14 Идём, братие.
Они ушли.
Неждан стоял у ворот, расставив ноги. Весь день. Колени гудели, в правом бедре билась жилка, гудело в висках. Стоял не шелохнувшись. Солнце прогрело ему плечи, потом остудил ветер. Тучи проносили по земле свои волглые тени. Он впервые видел всё вокруг с высоты своего роста, и казалось ему, что обрёл крылья! Видел реку.
Первой его заметила мать, когда солнце начало клонится к западу.
– Сынок! – закричала она тонко, бросилась, но упала, словно сама обезножила, и заплакала.
Хотёновский дед и Хотён принялись её поднимать, а из-за их спин, из толпы расходящихся по избам чёрных людей вырвался отец.
Он подбежал, уронив засаленный войлочный колпак, обхватил Неждана за плечи заскорузлыми руками, и тот увидел грязную плешь между жидких, когда-то русых волос и то, какой он маленький.
– Богуславушко… – зарыдал ему в грудь не стесняясь отец. – Сы-ыне…
С вечера в избу заходили по одному, а то и по трое-четверо, сельчане. Отец принимал здравицы15, словно у него только что родился первенец. Белянка, как пришла, так и стояла у двери и смотрела на Неждана сквозь косой закатный свет, а когда он вставал, комкала вышивку на груди и тревожно следила взглядом.
Мимо неё, зашедшие словно по делу к матери, сновали бабы, бросавшие на Неждана быстрый взгляд. Толклась ребятня. Пахло густым потом. Мужики степенно угощались, шевелили бородами, целуясь с отцом, который посветлел, как дозревающая рожь. Жали руку Неждану, он заставлял себя встать и видел тревогу