что мало кто из «карантинных» мужчин обошел ее своим вниманием, а ей сейчас совсем не до этого – уж слишком все неожиданно, ответственно и серьезно. В общем, оба были, как говорится, хорошо на нерве и посочувствовали друг другу.
Поскольку все графы в карте были уже заполнены, а женщина явно не спешила уйти, Ильин предложил по глотку хорошего коньяка из его дорожной фляжки. Выпили по одной. Фляжка была вместительной, и в ней осталось еще как минимум на пару порций. Регина сходила за чаем, да и сушки у нее к нему нашлись именно такие, какие особенно любил Ильин: питерского производства, с маком и такие хрустящие.
Под чай с разговором уговорили остатки коньяка. Но было все равно маловато, и Регина принесла толстостенный медицинский сосуд с притертой пробкой. Спирт пришлось разбавлять, а уж как он лег на коньяк…
Как известно, любая выпивка на Руси – всего лишь предлог для разговора. Вот и говорили, каждый про свое и не очень даже слушая друг друга.
Ильин сетовал на то, что ужасно надоела вся эта бесконечная гонка за славой, рангами, должностями, наградами, которая привлекательна лишь по молодости лет, а со временем оказывается и не нужна вовсе. Вот и получается, что он все бежит как белка в колесе, а семья, ради которой все вроде бы и делается, пошла уже совсем своим путем и во всем этом ну совсем не нуждается. А уж через что только пройти не пришлось… К слову, вспомнил и нынешнего Патриарха, с которым был знаком давно и довольно коротко, и сказанные им однажды после хорошей совместной выпивки слова, что нигде ему не приходилось слушать таких исповедей, как в наших посольствах (тогда он, конечно, был еще простым митрополитом и, по высказыванию одного из близких к нему сотрудников Патриархии, совсем другим человеком). Так что, мол, жизнь почти прошла в безумной гонке, а счастья нет, и даже семья срочно улетела то ли от эпидемии, то ли от встречи с ним…
Но и Регине было, что рассказать. Девушка выросла в военной семье в одном из подмосковных городов. Отец, к сожалению, не смог удовлетворить амбиции своей жены – хохлушки из-под Полтавы – и в генералы не выбился. Он – летчик весьма средней квалификации. Дослужился до майора и ушел в отставку. Путь в гражданскую авиацию был закрыт по здоровью, а на все теплые места в их городке из таких, как он – отставников, стояли длинные очереди. Вот и приходилось ему таксовать, поскольку одной военной пенсии на жизнь семье не хватало.
Мать, которая совсем иначе представляла себе будущее, подцепив незадолго до развала Союза молодого, только что выпущенного из училища, бравого лейтенанта с распределением в одну из подмосковных частей ПВО, жутко злилась и злость эту вымещала как на муже-неудачнике, так и на засидевшейся в девках дочери.
– Казалось бы, кончила училище в Москве, хорошая чистая профессия, собой весьма недурна, – рассказывала Регина. «Скромничает, – подумал про себя Ильин, – просто красавица». – Живем рядом с офицерским городком и что? – продолжала она. – А ничего. То ли книжек про любовь в юности начиталась, то ли момент пропустила, то ли просто не повезло, но вот не сложилось.