так ночной порою,
Что ждёшь и не можешь дождаться сна.
В моей просторной квартире трое –
Я, мой сын и моя жена.
Да еле слышно тяжёлой тканью
Шуршащие ленты оконных гардин.
И я прислушиваюсь к живому дыханью,
Чтобы убедиться, что я не один.
Я не один- Не в снегу, не в яме,
Зарытый заживо средь бела дня.
И чувствую нервами, мозгом, костями,
Как чисто и нежно хрустит простыня.
А тени бледнеют, перемещаясь
По подоконнику, дальше к стене.
И страх, как видно в меня не вмещаясь,
Готов, как снаряд, разорваться во мне.
Уже светает, сейчас проснутся
Огни, любой словно сто свечей.
Но не хотелось бы вновь столкнуться
с прелестями бессонных ночей.
«Крыша мира, непонятная отрада…»
Крыша мира, непонятная отрада –
Жить невдалеке от сумрачного ада.
Но невесть зачем блаженствует идущий –
Смят ковёр земли и полог тьмы опущен.
Будет он согрет, хоть и пришёл непрошен,
В этот мир на свет блестящих звёзд-горошин.
Удовлетворив туманное влеченье,
Превратится сам в движенье и свеченье.
«Тенями еле обозначен…»
Тенями еле обозначен
Напыщенной листвы портрет.
И перистым очерчен плачем
Растаявших пастушек след.
Познавшая все муки родов,
Из мёртвых вставшая весна,
Как чаша, золотистым мёдом
До глиняных краёв полна.
И отмечая воскресенье
Недолгое – на пять минут.
Опять для сильных ощущений
Туристы папоротник жгут.
Наитие – проблеск весёлый –
Как будто костёр на снегу.
Но скользкое слово «крамола»
Засело в каком-то мозгу.
И по столу властно и грубо
Ударила чья-то ладонь.
И вытянув «в трубочку» губы,
Задули весёлый огонь.
Всё. Искрам уже не подняться,
Сиреневый сгинул дымок.
Но долго не мог рассосаться
Под сердцем тяжёлый комок.
Поздней осенью даль яснее
И прозрачнее, чем стекло.
Вижу : ворон повис, чернея,
Изогнув над землёй крыло.
Сколько шири и сколько мощи
И неся вековой дозор,
Поднялась золотая роща
Между двух голубых озёр.
И прошедших времён наследье,
У подножья холма – кресты.
И как будто облиты медью,
Вдоль дороги летят листы.
Эта жизнь – всё огни да тракты,
Да бегущей машины сталь.
Пеленой на глаза мне ляг ты,
Голубая степная даль.
Мягче тёплой земной ковриги
Твой бездомный, большой покой.
В этой древней счастливой книге
Я хочу быть одной строкой.
Душа