что взрослые не терпят, но этот грех – непростителен. Учтите – я признаю, что был нелегким ребенком. Однако как подумаю, сколь открыта была моя душа! Нет, я не так был перед другими грешен, как другие предо мной[24]. А потом я пошел в школу, где проявил себя недурно; затем, как я уже говорил, отец послал меня в оба университета… Знаете, мисс Винрэс, вы заставили меня задуматься. Как мало, в сущности, человек может рассказать другим о своей жизни! Вот сижу я, вот вы – не сомневаюсь, что мы оба пережили много интересного, полны мыслей, чувств – но как передать это другому? Я рассказал вам то же самое, что вы услышите от каждого второго.
– Не думаю, – сказала Рэчел. – Важно как рассказывать, а не что, разве нет?
– Верно, – сказал Ричард. – Совершенно верно. – Он сделал паузу. – Оглядываясь на свою жизнь – а мне сорок два, – какие я вижу выдающиеся события? Какие прозрения, если можно так выразиться? Страдания бедных и… – Он помедлил, откидываясь на спинку кресла. – Любовь!
Это слово он произнес тише, но именно оно будто отверзло для Рэчел небеса.
– Неловко говорить это молодой девушке, – продолжил он, – но понимаете ли вы, что я хочу этим сказать? Нет, конечно нет. Я не применяю это слово в общепринятом смысле. Я имею в виду именно то, что имеют в виду молодые люди. Девушек держат в неведении, не так ли? Возможно, это разумно – возможно. Вы ведь не знаете, что это?
Он говорил так, словно перестал осознавать, что говорит.
– Нет, не знаю, – сказала Рэчел, едва способная произносить слова от участившегося дыхания.
– Военные корабли, Дик! Вон там! Смотри!
К ним, жестикулируя, спешила Кларисса, которая только что освободилась от мистера Грайса и была под впечатлением от его водорослей.
Она заметила два зловещих серых судна с низкой посадкой, лишенных всякой внешней оснастки, отчего они казались лысыми. Корабли шли близко один за другим и были похожи на безглазых хищников в поисках добычи. Ричард мгновенно пришел в себя.
– Ух ты! – воскликнул он, загораживая глаза от солнца.
– Наши, Дик? – спросила Кларисса.
– Средиземноморский флот.
«Евфросина» медленно приспустила флаг, салютуя. Ричард снял шляпу. Кларисса судорожно сжала руку Рэчел.
– Вы рады, что вы англичанка? – спросила миссис Дэллоуэй.
Военные корабли прошли мимо, распространяя над водами атмосферу суровости и печали, и, лишь когда они скрылись из виду, люди снова смогли говорить друг с другом как обычно. За обедом речь шла о доблести, смерти и о блистательных качествах английских адмиралов. Кларисса процитировала одного поэта, Уиллоуби – другого. Они согласились, что жизнь на борту военного судна прекрасна, а моряки, когда их встречаешь, исключительно милы и просты в общении.
Поэтому никому не понравилось, когда Хелен заметила, что, по ее мнению, вербовать и держать моряков так же дурно, как держать зоопарк, а что касается смерти на поле боя, то давно пора прекратить воспевание доблести. «И писать об этом плохие стихи», – буркнул