будет хорошо.
В ее голосе сквозила такая уверенность, что Двора-Лея без расспросов поверила матери.
То ли порошки сделали свое дело, то ли, как надеялся доктор, организм победил хворь, то ли яблоко после молитвы на могиле ребе Аарона вновь стало действовать, но к утру жар спал, больной открыл глаза и слабым голосом позвал жену.
– Дворале, я видел Тараса, – еле слышно прошептал он.
– Какого еще Тараса? – заподозрив неладное, Двора-Лея осела на край кровати.
– Нашего котера.
Тарасом звали кота, жившего у них много лет. Евреи Чернобыля не любили держать в доме нечистых животных. И если уж приходилось завести кота для борьбы с мышами, место ему отводили в сарае или хлеву.
Двора-Лея долго не хотела взять кота. Почему-то эти хвостатые были ей противны. От одной мысли, что по дому будет расхаживать нечто серое с усами торчком и требовательно мяукать, ей становилось не по себе. Ну не любила Двора-Лея котов и кошек, не любила, и все тут!
Мыши от такого попустительства наглели все больше и больше, пока не дошло до того, что любая не запертая под замок пища тут же становилась их добычей.
– Та я ж говорю тоби – визьмить кота чи кишку, – не выдержала украинка Маруся, торговка в одной из лавочек Дворы-Леи. – Видразу ж порядок навэдэ.
– А де ж його взяты? – устало согласилась Двора-Лея, у которой в пятничную ночь мыши обглодали субботние халы, так что утром пришлось одалживать у соседки.
– Та я чоловика пошлю, вин прынэсэ.
И действительно, под вечер муж Маруси приволок страшный сон Дворы-Леи: мордатого серого кота с длинным хвостом и нагло торчащими усами.
– Тэбэ як звуть? – спросил Лейзер, принимая животное.
– Та Тарас.
Тарасом кота и назвали. Тарас исполнял свои обязанности с большим рвением. Днем он беспробудно спал, зимой – на печке, летом – под крыльцом, а проснувшись, долго умывался, топорща усы с важностью участкового жандарма. С наступлением темноты кот выходил на охоту, и когда по двору стал расхаживать на четырех мягких лапах усатый охранник, мыши присмирели, им было уже не до хал Дворы-Леи.
Охотником Тарас был отличным, полосатая шкурка всегда лоснилась, глаза блестели, и выглядел он весьма упитанным. К его полосатой чести будет сказано, Тарас никогда не клянчил еду у хозяев. Гладить себя он позволял только маленькому Аарону. Иногда кот запрыгивал на колени к Лейзеру, сидел несколько минут, давая прочувствовать сей знак величайшей благосклонности, и важно удалялся.
Тарас умер пару недель назад, то ли от старости, то ли объевшись мышами, и Двора-Лея уже собиралась взять в дом другого усатого охранника, как грянуло несчастье с Лейзером.
– Расскажи, что ты видел, – попросила она, беря мужа за руку. Лейзера надо было разговорить, вывести из оцепенения, вернув разум и сознание.
– У кота ведь нет души, – ответил Лейзер. – Когда он умирает, на этом все заканчивается.
– Ты мне это говорил, и не один раз, – ответила Двора-Лея.
– Что-то