так, чтоб скорее началось. Нынче же вечером. Но, как ни крути, а три дня уйдет. Никуда не денешься. Ох, и счастья привалило! Вот удача! Благодарю, Господи, что послал мне дона Педро. Пускай даже я быстро ему надоем», – добавила она.
– Дала согласие и готова. Священник просит шестьдесят песо за церемонию без предварительного оглашения. Я сказал, что мы заплатим в положенный срок. Он опять за свое: мол, надо алтарь привести в порядок, и стол в трапезной совсем развалился. Я пообещал прислать ему новый. Тогда он припомнил, что вы на мессу не ходите. Я зарок дал, что будете. А еще, мол, после смерти вашей бабушки он десятину не получает. И на этот счет не беспокойтесь, говорю. В общем, все уладил.
– Ты у Долорес денег вперед не попросил?
– Нет, хозяин. По правде, не посмел ее обескуражить. Уж так она обрадовалась.
– Какое ребячество, Фульгор.
«Вот те на! Я, значит, ребенок. Да мне без малого пятьдесят пять, уже могила на горизонте маячит; а он-то много в жизни повидал?»
– Жаль стало ее радости лишать.
– Вот я и говорю: сущий ребенок.
– Как изволите, хозяин.
– На грядущей неделе съезди к Альдрете. Пусть вернет изгородь на прежнее место и на земли Медиа-Луны не посягает.
– Но ведь замеры у него правильные. Я за то ручаюсь.
– Скажи, что он ошибся в расчетах. Снеси ограду, если будет настаивать.
– А как же законы?
– Какие законы, Фульгор? С этого дня и впредь законы здесь устанавливаем мы. Есть у тебя крепкие ребята из местных?
– Да, найдется парочка.
– Тогда отправь их к Альдрете, и дело с концом. Составишь на него протокол о присвоении чужой собственности или придумай что-нибудь. Напомни ему, что Лукас Парамо умер. При мне все пойдет по-новому.
В небесной синеве плыли редкие облачка. Там, наверху, еще гулял ветерок; однако здесь, внизу, воздух превращался в раскаленную духоту.
Он вновь постучал рукоятью хлыста, просто чтобы напомнить о себе, прекрасно зная, что ему не откроют, пока не будет угодно Педро Парамо. Затем глянул на притолоку: «А все-таки с этими черными бантами нарядней». Едва он об этом подумал, дверь отворилась.
– Проходи, Фульгор. Что насчет Торибио Альдрете, решено дело?
– С плеч долой, хозяин.
– Значит, остаются Фрегосо. Пока ничего не предпринимай. Сейчас меня больше заботит мой «медовый месяц».
– Здесь повсюду голоса. Не иначе как они в стенах замурованы или под булыжниками мостовой. Идешь – эхо позади, точно шагает за тобой кто. А еще потрескивания. Смех. Только старый-престарый, словно выдохшийся. И голоса, дряхлые от времени. Много всего слыхать. Но я думаю, настанет день, когда эти звуки стихнут.
Так говорила Дамиана Сиснерос, пока мы шли по улицам селения.
– Одно время несколько ночей подряд мне чудились праздничные гулянья. Шум стоял даже в Медиа-Луне. Пошла я глянуть на содом, который тут творится, и вижу ровнехонько то, что сейчас: ничего и никого. На улицах ни души, как и теперь. Потом все смолкло. Неудивительно, ведь и от веселья