пытаешься кого-то спасти, все контролировать, может, дашь людям самостоятельно проживать свою жизнь? Ты же сама твердишь, что у нас нет выбора, а есть лишь то, что послал нам Бог.
– Я просто хотела поступить по-человечески.
– Почему не ко мне, а к другим?
– Марк, остановись… Неужели тебе так важно одобрение «синих», разве нельзя по-другому реализоваться в жизни?
– Как? Ходить на завод, как ты, давиться заваренными порошками и делать вид, что все хорошо? Это не по мне. Я хочу другого. Я хочу достойной жизни, со всеми ее красками и радостями, я хочу что-то создать, то, что поменяет жизнь всех нас к лучшему, а мне принесет уважение, прежде всего к себе.
Марк сполз по стене на пол. Власть. Это слово звучало в разуме Марка как барабанная дробь изо дня в день, из ночи в ночь, но сейчас как никогда сильно. Она не была у него в руках, но он жаждал ее с той же страстью, как художник жаждет мольберта. Марк чувствовал в себе силу преобразований, уготованных для нового порядка, о котором все мечтали, но никто не осмеливался даже подумать об этом всерьёз. Посмотрев на их жилище и суетящуюся в нем мать, Марк окончательно осознал, что только через власть он сможет выбраться из этого безликого ада и доказать всем свою значимость.
– Я ухожу – сказал он, резко поднялся с места и открыл входную дверь.
– Куда ты, сынок? – чуть не плача, спросила мать.
– Подальше отсюда!
«Он остынет и вернется, вот тогда мы поговорим. Он всегда так, сначала вспылит, а потом думает», – успокаивала себя Лена, вытирая с лица слезы.
Раздражение застилало глаза Марка. Он шел мимо людей, с наступлением прохлады вышедших на улицу подышать, и проталкивался среди них, раздраженно бросая на ходу слова, словно ядовитые стрелы. Его темные волосы бунтовали, словно огонь, подчиненный только его нетерпению и гневу. Напряженные мышцы агрессивно выступали на его лице, подчеркивая силу его духа и готовность сразиться с любыми преградами, которые стоят на его пути. Макарыча не было видно, видимо, наученный горьким опытом прошлой ночи, он, как рак, с раковиной на спине в виде пластмассовой коробки, поплелся искать себе более спокойное место для сна. Марк шел, не выбирая направление, пока не увидел мигающую вывеску небольшого грязного бара. Дымные завесы, словно паутина, обволакивали вход. Хлипкие стулья, облезлая обивка, потертые столы – все это являлось частью общего шарма. Усталые лица, вызубренные годами жизни и десятилетиями ошибок, вместе со спиртным, получали свое успокоение в том, что здесь они никому не нужны, никому не должны, и погружались в атмосферу небрежности и свободы. Здесь они забывали о своих проблемах, терялись в обратной стороне действительности. Осторожно оглядываясь на стоящий у барной стойки патруль, они потягивали темную вязкую жижу, называемую коньяком.
Стараясь не привлекать внимания, Марк уселся за барной стойкой.
– Тебе чего, малец?
– То же, что и всем, – не растерялся Марк.
Патрульный указал парню на терминал и тетрапакеты с различным алкоголем.
Марк оглядел помещение.
Пьяницы мирно потягивали спиртное.