болотного смрада. Она смогла простить Чаж, чей разум затмил страх за больного сына, но не сумела найти оправданий для Олагая. Мысли раз за разом возвращались в темный дом старика.
«Убери от меня эту меченую», – хрипел Олагай жене.
Айсэт приносила мазь, объясняла Гошан, как правильно натереть грудь и спину мужа, покрытые фурункулами, и травы, чтобы справиться с зобом. Слишком уж часто она туда приходила, глаза устали не замечать, а уши – не слышать!
«Не поднимай на меня бесстыжего взора, – требовал Олагай. – Жена, Гумзага зови! Неужто у него не счесть дел, у старого дурня, что он подослал ко мне меченую девчонку?»
Речи старика не менялись.
«Я позвала Айсэт, муж. Не гневайся. Гумзаг хорошенько обучил ее. – Гошан всегда стояла у ног старика. – Третий день к тебе приходит, ты уж и жаловаться меньше стал».
«Потому и пускаю ее, что ведьма. Не будь ведьмой, ни за что не подпустил бы к себе девчонку. – Зоб Олагая не мешал ему возмущаться. – Гумзаг что угодно скажет, лишь бы самому не сходить с верхней части деревни на нижнюю».
Он снова принимался бубнить обережные слова.
«Не слушай его, дитя, – просила тетушка Гошан, выпроваживая Айсэт сегодня. – Сколько дней еще лечить будешь?»
«Два дня нужно, тетушка, не больше. Должен выйти гной».
«Как хорошо! – всплеснула руками тетушка Гошан. – Ты мази приноси в следующий раз побольше, хорошо? И оставляй у порога. Хорошо? И в глаза дядюшке Олагаю не смотри, хорошо?»
«Хорошо», – равнодушно ответила Айсэт.
Она бы вовсе не смотрела на Олагая. И без того не разговаривала с ним, как полагалось воспитанной девушке, только с тетушкой. Зато Олагай буравил ее тяжелым взглядом. Пока Айсэт находилась в его доме, он не сводил с нее покрасневших глаз. Айсэт не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть согнутый старостью палец, указывающий на нее.
«Меченая».
Глаза старика краснее ее пятна на лице, но в отличие от застарелого кашля и новой напасти, из-за которой все тело его покрылось фурункулами, метка Айсэт не переходила на других людей.
«А то и Дзыхан проси приносить нам мазь, хорошо?» – продолжала Гошан. Будто это не она весь день зазывала Айсэт.
«Хорошо, – сказала Айсэт, но тут же осеклась. – Маме нездоровится в последнее время».
«Кашель? – тут же встревожилась Гошан. – Муж мой так слаб грудью».
«Нет, – Айсэт нахмурилась. „Если бы кашель. Все травы знаю, ни одна не сгодилась“. – Ноги болят», – Айсэт выбрала ответ, который устроит тетушку Гошан.
«Что поделаешь, – вздохнула та, – старость и болота все отнимают у нас. И красоту, и молодость, и здоровье. – Тетушка Гошан тоже не смотрела в лицо Айсэт, пробежала взглядом по пятну, и ей вполне хватило. – Ты береги себя, дочка».
«Дочкой» Айсэт называли, когда знали: без ее помощи не обойтись. Перемены