босса. За столько лет ни разу инициатива не исходила от неё. Мишель мог делать с ней всё, что хотел, она никогда не сопротивлялась, но и сама делала, только необходимое. Вальд неотрывно смотрел не неё, и хотел её эмоций. Он предвкушал очередную порцию возбуждения, которое у женщины было особенно ярким. Он обожал её возбуждение, находя всё новые способы сделать так, чтобы оно было более сильным и интенсивным. Мишель вытащил из ящика стола плётку и подошёл ближе. Диза вскинула на него удивлённый взгляд, напряглась, но вместо страха было скорее предвкушение.
– Мохито! – удивление с ноткой испуга. Никогда мне не надоест, – ухмыльнулся Мишель. – Интересно, как ты это делаешь? Почему твои эмоции всегда свежие и новые, и не смотря на постоянный отбор ты не превратилась в пустую оболочку за шесть лет. Другим донорам хватает и нескольких месяцев, чтобы стать безучастными куклами. А ты как будто и не меняешься вовсе, даже хорошеешь. Мишель смотрел на неё немигающим взглядом черных расширившихся зрачков.
Диза посмотрела на своего мучителя, соскользнула с кресла, повернулась задом к боссу и встала, уперев руки в спинку. Затем она прогнулась, усилив ожидание и предвкушение. Он сразу коснулся её трусиков под юбкой. Они были ожидаемо мокрыми. Она всегда была мокрой для него. И это ещё больше его распаляло. Он прекрасно понимал, что дело не в его безусловной сексуальности, а в ней, но не мог понять причину. Это бесило. Но привлекало.
Дизария не собиралась раскрывать ему свои карты. У неё была своя версия, почему так происходит: она была актрисой по самой своей сути. Она по профессиональной привычке прятала свои настоящие чувства, состоящие из боли, уныния и отвращения к себе так далеко, что даже вальды не могли их прочувствовать. А на показ выставляла то, что больше всего от неё ждала публика. Она чувствовала потребности Мишеля и излучала его любимые коктейли из эмоций. Он принимал это всё за чистую монету, полагаясь на своё вальдовское чутьё и ментальные способности. А она, не тратя свои настоящие эмоции, не тратила и жизненные силы. Только дома вечером, она позволяла себе быть собой: уставшей, иногда раздражённой. Она выпускала негатив в горячей ванне и становилась настоящей, заботливой и любящей. Но рассказывать обо всём этом она не собиралась. Пока вальд не знал о ее безграничных возможностях, он берёг свою личную батарейку, не брал слишком много, каждый раз опасаясь, что она превратится в пустышку, и ему придётся искать нового донора. А за все эти годы он привык к вкусу ее эмоций, к её телу, и профессионально они неплохо сработались.
Юбка Дизы была уже задрана до пояса. Удар мягкой кожаной плетки по ягодицам был не самым приятным. Диза напряглась. Возбуждение схлынуло, уступив место страху и ожиданию. Удары следовали один за одним, они приходились не только на ягодицы, но и попадали между ног. Какие-то были совсем слабыми, какие-то более ощутимыми. Кроме растерянности и боли Диза ничего не чувствовала, но блокировала эти эмоции, замерев в ожидании.
Понимая, что ждут от неё возбуждения,