и влюбленные.
Прижимая телефон плечом, Ева берет рамку и медленно протирает краем платья, пока на стекле не остается никаких следов, затем ставит назад на полку.
– Значит, ты вернешься домой? – спрашивает мать.
– Домой? – переспрашивает Ева, отрываясь от своих мыслей. – Нет, пока нет.
– Почему? – переходит мать на повышенный тон.
– Мои планы не изменились.
– А как же ультразвук?
– Не поверишь, в Австралии тоже есть больницы, – отвечает Ева, закатывая глаза. – К тому же через пару дней приедет Кейли.
Волнения матери ей ни к чему, Еве лишь нужно от кого-то услышать, что это отличная новость, что она будет замечательной матерью.
– Ты с ума меня сведешь – ездишь там одна, да еще беременная! – Мать всегда была очень эмоциональной, а значит, любая проблема Евы мгновенно становилась ее собственной проблемой. Беременность дочери – это ее беспокойство, ее содействие, ее страхи. – Может, вернешься жить ко мне, а гостевую переделаем в детскую, и…
– Мама, – резко обрывает ее Ева.
Она выходит на террасу: на пляже ни души, солнце маняще светит над бухтой. Ева провела на Уотлбуне три дня и уже чувствует некую удивительную связь с островом, тем более Джексон в детстве проводил здесь лето: играл на пляжах, занимался серфингом, нырял, ловил рыбу с пристани и с лодки отца. А теперь, столько лет спустя, здесь оказалась Ева и ребенок, которого она носит, – они ходят по тем же берегам, любуются теми же видами. Ева ступает по следам Джексона, которые будто по-прежнему видны в песке.
– Сейчас я хочу быть именно здесь.
Вечером она берет недавно купленную бутылку вина и идет вдоль побережья к дому Сола. Он не заходил к ней в хижину, лишь махнул рукой издалека, когда нырял в бухте.
Воздух пропитался запахом водорослей, у самой кромки воды снуют крабы. Каменистая тропа ведет к крутому, поросшему деревьями холму, на вершине которого и начинается участок Сола. В глубине, среди эвкалиптовых деревьев, расположился скромный деревянный домик на сваях.
Стоя к Еве спиной, Сол разделывает рыбу на старом деревянном верстаке, рядом с которым валяется выцветшая синяя байдарка. На нем темная футболка и шорты, он не обут. Крепкая шея, прямо как у Джексона – Ева представляет, как касается темных волос у мужа на затылке, проводит кончиками пальцев под воротником рубашки, где долго сохраняется запах лосьона после бритья.
Не сдержавшись, Ева шумно вздыхает, и Сол резко поворачивается. На его растрепанные темные волосы полосами падает солнечный свет.
– Ева?
– Привет, – неуверенно произносит она. – Я… вот принесла кое-что. Это тебе. В благодарность за хижину.
– Не стоило, – едва ли не резко отвечает Сол.
«У него ведь руки в рыбе», – понимает Ева и неловко прижимает бутылку к себе.
– На ужин? – кивает она в сторону верстака, прерывая молчание.
– Ага. – Снова пауза. – Может… присоединишься?
Ева краснеет: она и не думала навязываться. Впрочем, перспектива приятная – остаться и поговорить.
– Было бы здорово.
Три