к роднику, оставив драчунов за спиной.
– Тридцать видсотков скидки, по первости!!! – донесся двойной полузадушенный вопль.
– Да чтоб вас язва замучила, пьянь поганая! – зарыдала в голос какая-то баба. Видать, наболело.
И лишь пройдя с полсотни шагов, Муромец спохватился: он же не знает, где этот самый родник… Откуда же знать, ежели он по причине клятой своей инвалидности из дому не выходил?! Ну, то есть, во двор его все-таки выносили, чтобы свежим воздухом подышал, пока еще поднимать могли. А вот за ворота – ни разу…
Огорченно вздохнул силач и решил, что надо идти к колодцу. Но тут же ахнул: ведь и это ему неведомо! Что делать-то?! Простейшая мысль: вернуться к месту драки (судя по звукам, она и не думала затихать) и спросить у кого-то из зевак, где можно набрать воды, даже в голову не пришла. Не осуждайте и не вспоминайте ехидные поговорки: «Могуч как дуб и так же туп» или «Сила есть – ума не надо». Ну, что ж поделать, ежели взрослый мужик по жизненному опыту был еще, как малое дитя?!
Застыл на месте Илья, ломая голову над внезапно возникшей задачей. И тут увидел ЕЕ.
Красивая стройная девка неторопливо шла по дороге, неся коромысло с двумя ведрами. Муромец ахнул, расплылся в улыбке: так вот же оно, решение проблемы! И рванул к юной селянке, широко улыбаясь и размахивая руками, аки ветряная мельница, дабы привлечь ее внимание.
Лучше бы он этого не делал.
Судя по всему, девицу воспитывали в строгости, накрепко внушив, что проклятым мужикам от женского пола нужно «только одно» и ничего больше. А посему, при первых же признаках посягательства на ее девичью честь, нужно кричать во все горло. Авось, кто-то услышит и поможет.
Наверное, при иных обстоятельствах девка и промолчала бы. Но, увидев, как к ней стремительно приближается незнакомый бородатый мужик (она же Илью не встречала ни разу!) громадного роста и с безумными глазами, бедняжка испустила истошный вопль. После чего лишилась чувств. Ведра, плюхнувшись вслед за нею на землю, каким-то чудом устояли, не опрокинулись, лишь немного воды перелилось через край.
– Тебя, орясину, только за смертью посы… – начал было старший из калик, гневно сдвинув густые брови. Но кудлатая растительность тут же проделала обратный путь, взметнувшись так высоко, как только могла. – Это еще что такое?!
– Не что, а кто! – глухо и смущенно прозвучал из-под бадьи голос Муромца. Силач медленно, неуверенно переступил через порог, придерживая девку, перекинутую через плечо. В другой руке Илья держал коромысло с надетыми ведрами. Бадья, которую он прихватил, выходя из дому, теперь висела у него на голове – просто потому, что больше деть ее было некуда. – Чувств лишилась… Не бросать же было на дороге!
Спохватившись, он поставил ведра на пол и снял бадью.
– Чувств лишилась? Просто так, ни с того ни с сего? – подозрительно допытывался калика. Его товарищи попеременно буравили парочку взглядом: Илью – осуждающим, а девку – заинтересованно-сладострастным.
– Сам не пойму! – убежденно заявил Муромец. –