лбу и синяк под глазом.
– Сам впутался, сам и расхлебывай! – поддержал Алеша Попович, сидя в безопасном отдалении и баюкая у груди ушибленную в локте руку. – Небось на аркане в церковь не тянули.
– Так дураком же был!!! Ой, больно-о…
– Вот видишь! А она за тебя, дурака, замуж вышла! – наставительно произнес второй волхв. – Почитай, лучшие годы тебе отдала…
– Это что же получается, худшие годы еще впереди?! – возопил в ужасе отец Муромца, уворачиваясь от коромысла.
Старики и витязь внезапно расхохотались – громко, сильно, до слез. Илья неуверенно оглядывался по сторонам, размышляя: можно уже натягивать портки или отцовское «вразумление» будет продолжено.
– Ну, все, хватит! – скомандовал старший волхв, отдышавшись и утерев слезы. – Подурили, и достаточно. Не желает – значит, не быть свадьбе. Отложи коромысло куда подальше! А ты убери ремень, негоже взрослого мужика и будущего героя по заду охаживать, как малолетку какого. Мог бы и сам догадаться!
– Да как же так?! – схватился за голову несостоявшийся свекор и снова начал перечислять: – Девка-то какая хорошая, семья – одна из лучших в деревне, а приданого за ней дадут…
– Уже не дадут, – посуровев, отрезал старший. – Забудь. Эх, люди, люди! Скоты вы бессердечные, а не люди! Вам счастье-то какое выпало, сын обезноженный ходить стал! Другие на коленях благодарили бы за великую милость. А вы вот о чем думаете… Деньги да прочий скарб на уме! Приданое, видишь ли, хорошее…
– Так одно другому-то не мешает! – с резонной крестьянской практичностью возразил Ильин папаша.
– Тетенька, дайте водички попить, а то так жрать охота, аж переночевать негде, – ехидно усмехнулся третий волхв. – Ну народ!..
– А что это ты, старче, про геройство какое-то заговорил? – насторожилась хозяйка. Материнский инстинкт подсказал ей, что дело не очень-то… В смысле, пахнет не розовой водицей. – Ты что имеешь в виду?
Волхв выпрямился, горделиво выпятив грудь.
– Вы знаете, кто сей человек? – воззвал он торжественным голосом, тыча пальцем в Муромца, уши и щеки которого пылали столь же ярко, как и нижние «половинки». – Это гигант мысли… тьфу, богатырь, соль земли, гроза басурман и надежда Руси-матушки!
– Э-э-э… Вообще-то это я богатырь, гроза басурман и надежда Руси-матушки! – вскинулся Алеша Попович, топнув ногой и гневно сверкнув глазами. – И еще побратим мой Добрыня, который сейчас на дальней заставе дозорную службу несет!
– Бог троицу любит. Слыхал такое выражение? – усмехнулся волхв. – Будет вам еще один побратим.
Дружинник чуть не вскипел от злости:
– Мы с Добрыней не пьяницы, нам третий не нужен!
– А-а-а! Не пущу! – истошно возопила мамаша Ильи, притиснув к себе отпрыска. – Погубите детинушку! Он и так Богом был обиженный, только-только выздоровел…
– Цыц! – повысил голос волхв, пристукнув посохом. Да так, что по половице трещина пошла. – Не противоречь, глупая баба! Чему быть, того не миновать. Нам был знак от высшей силы, что спаситель Руси обитает