из поместья.
Мы с Лирой почти до самого заката так и не заходим в дом. Первым делом мы разбираемся с тем, что кучер вытащил из сарая: там находятся и грабли, и крепкая мотыга, и пара лопат, и даже что-то, что по моему предположению может быть плугом.
Там же находятся заготовки в виде соленых огурцов и квашеной капусты. А ещё сломанные санки, похоже, пострадавшие при обрушении сарая.
Я стараюсь выудить из памяти Адалии, насколько они нужны, но что-то сильных морозов и сугробов я не помню. Может, тут, вне города, все иначе?
После этого мы обходим хозяйственные постройки. Большинство из них, мягко говоря, требуют ремонта, часть проще просто снести и построить новые.
Например, погреб с практически провалившейся крышей и, похоже, летняя кухня. Сквозь щели в стенах пробиваются сорняки, ветхие деревянные двери едва держатся на ржавых петлях. Подход к ним зарос многолетним бурьяном.
Наверное, при взгляде на все это можно было бы опустить руки: столько работы, что за всю жизнь не переделать. Но меня, наоборот, все это только воодушевляет: ведь главное, что есть с чего начать!
Потом Лира показывает мне сад, который раньше, видимо, был украшением островного поместья. Да тут и сейчас неплохо, ничем не хуже старого парка в нашем городке, даже дорожки настолько же запущенные.
Они едва виднеются среди разросшейся травы и сорняков. Несколько старых деревьев тянут ветви к небу, а в заросших клумбах изредка проглядывают робкие всходы одичавших цветов.
– Я пробовала тут посадить мои любимые цветы, но для них темно под деревьями, – жалуется Лира. – Они солнышко любят.
– Ничего! Скоро их столько будет, что сможешь часами их рассматривать, – обещаю я. – А с садом мы тоже разберемся, и беседки сделаем, и лавочки, и детскую площадку.
Последняя мысль царапает даже не эмоционально. Тут все намного глубже: за те годы, что я мечтала о ребёнке, эта боль стала слишком знакомой, засела в душе.
Поэтому я стараюсь не заострять на этом внимание, переключаясь на сад, где явно потребуется более сложный, комплексный подход: и кроны деревьев в порядок привести, и с кустами разобраться, и выбрать тенелюбивые цветочки.
После ужина мы с моей подачи вытаскиваем два кресла из особняка, ставим перед крыльцом флигеля и опускаемся в них.
– Как же кучеру так долго удавалось создавать вид глухонемого? – удивляюсь я. – Неужели ты никогда не замечала за ним странностей?
Лира, откинувшись на спинку кресла, смотрит на меня.
– Я искренне полагала, что он глухонемой, – делится со мной она, – но хороший. В деревне себе места не нашел, а я приютила. Мне, сама понимаешь, без кареты никак. А он мужик рукастый, за лошадью смотрит, сам себе пристройку сделал, чтобы меня не стеснять. Конюшню в порядке содержит. Да и мне помогает.
Рабочая сила – это хорошо. А то меня на все не хватит. И еще бы из деревни нанять.
– Но откуда у него могут быть знакомые с нотариусом и лекарем? И, учитывая, что он слышал наш разговор, он понимает, что абы кто нам не подходит…
Договорить