даже при вращении, я не теряю себя из вида.
– Два года назад у меня было смещение части позвонка. Я ходила на физиопроцедуры и последний сезон была на обезболивающих. – Ричард слушает меня и с каждым словом хмурится все сильнее. Я поднимаю руки, как бы защищаясь. – Я все вылечила и теперь все в порядке. Насколько это возможно. Просто когда я танцую одна, то…
– Тебе не на кого опереться.
Как универсально звучит эта фраза.
Всю жизнь я хотела на кого-то опереться. Знать, что меня поймают. Может именно поэтому я всегда танцевала в паре?
Я вздыхаю, ковыряя каблуком пол.
– Не порть мой паркет, – ворчит Ричард.
Он хватает меня за руку, дергает и задает направление для моего вращения.
– Ча-ча-ча на три.
– Но это же сальса.
– Я сказал, ча-ча-ча на три.
– Ладно, – фыркаю я, и следую за ним. По привычке мои ноги все равно придерживаются четвертого счета.
Ричард кричит:
– Ча-ча – два – три. Просто подстрой дыхание и попробуй замедлиться.
Я делаю как он говорит, и постепенно у нас получается, что-то между классическим ча-ча-ча и сальсой. Безусловно, это больше импровизация, но она позволяет мне слегка разгрузить поясницу и не чувствовать себя такой незащищенной. Это подтверждается, когда Ричард отпускает меня, позволяя продолжить в одиночку.
– Нужно будет заменить наконечники на каблуках. На днях я буду делать заказ для подростковой группы и куплю тебе более широкие. Это повысит устойчивость.
Я киваю, делая шоссе3 в сторону и завершая танец вращением.
– Понятия не имею как мне это сделать. Я чувствую себя слишком незащищенной, когда танцую одна. Они посмотрят на меня и подумают, что я…
– Сейчас ты хорошо справлялась, – замечает Ричард. – Не думай, что тебе нужно кому-то доказать, что ты можешь это сделать. Просто танцуй даже если это третий счет, а не четвертый.
– Тебе прекрасно известно, что судьи не оценят мою импровизацию. Там это так не работает. Множество других танцоров всегда лучше и талантливее тебя. Они лучше считают. Ярче улыбаются и не поют песни, во время танца. Я постоянно не могу удержаться от того, чтобы не напевать себе под нос.
– Я тоже всегда подпеваю. Меня часто за это ругали. – Ричард улыбается, его ямочка на щеке посылает волну тепла в мою грудь.
– У тебя ямочка только на одной щеке… Это забавно, – непринужденно пожимаю плечами.
Мы направляемся к выходу из зала, выключая свет и колонки по пути.
– Да, в моей семье это отличительная черта. Передается от мужчин к… мужчинам. – Он хрипло посмеивается. – Может, конечно и женщинам, но в последние несколько десятилетий в роде Мерсер рождались только мужчины.
Не только.
Я киваю, обхватывая себя руками, потому что россыпь мурашек покрывает кожу.
Лола уже буквально спит на стойке ресепшена, но до последнего пытается что-то прочитать на страницах книги с изображением полуголого