уставшим взглядом, будто он целую вечность на земле прожил и уже все-все повидал и знает то, чего не знаю я.
– Ты же знаешь основное прикладное применение религий?
Так мы резко с глобальных проблем на обсуждение религий перескочили, конечно я знала, все четыре курса и изучение с отцом дома до самого поступления в университет:
– Конечно, объяснить необъяснимое, облегчить верхушке управление низами.
– По моему скромному мнению-нет. Религия в том виде, что дошла до нас, нужна для того, чтобы облегчить страдания от существования, обозначить все вокруг тебя как мирское, пообещать тебе рай после смерти. Убедить, что страдания здесь, на земле лишь инструмент дарования абсолютного счастья после смерти. Подарить вечную жизнь в раю. Вот ты в богов не веришь – от того и страдаешь. – Константин весело мне подмигнул и стал спускаться с лестницы медленно и натужно, все же явно с ногой у него были проблемы.
– А вы верите во что? В богов, бесов, дьявола, реинкарнацию? Вы весьма философски относитесь к жизни. – я усмехнулась и пошла за ним, Константин уже доковылял до заднего входа и вышел через сени на крыльцо по бокам которого стояли резные столбики, удерживающие под собой часть кровли. Дед делал их сам, по книгам и альманахам по зодчеству Руси. Участок раскинулся просторный, заросший травой с покосившимся овином, если называть его терминологически. Там мы хранили снопы сена для коров или пшеницу помолоть себе на нужды и в хлебопечку. В две тысячи четвертом уже купили автоматическую парабабке, что доживала девятый десяток, стало легче печь хлеб на всю семью, ведь мой дед и отец не переносили покупного. Мать деда прожила после покупки этой хлебопечки еще пять лет и скончалась на диване в кухне, я, помню, видела ее мертвой, но узнать не смогла. Будто молодая женщина с разгладившейся кожей лежала безмятежно, не ощущая каких-то неудобств или боли. Она верила в богов, и в древних славянских и в Христа одновременно, и эти направления никогда и никак в ее голове не конфликтовали. Вот о чем говорил Константин, она ушла счастливой, ушла, надеявшись на вечность.
– Ну, Аврора, верить можно во многое. В этой деревне, например, с духами общаются. Даже тотемы остались. Верят, что даже у холмов есть глаза и душа. Не знаю, шаманов сейчас настоящих и не осталось, наверное, клюква одна да шарлатаны. А я верю в что-то более близкое к колесу Сансары. Скажем так, я не прочь был бы вырваться с Земли.
– Вы так говорите, будто жизнь на Земле – это тюрьма. – я спустилась с крыльца и села на самую нижнюю ступеньку, положив локти на коленки, умостив свое костлявое лицо между ладоней.
– Тюрьма, может быть даже хуже. – подтвердил старик.
– Кошмар какой, даже не хочу об этом думать, – пробубнила я.
– А я считаю, что все кто думают не так, никогда не выберутся отсюда.
Я задумалась, что-то в его словах казалось бы мне правдой, если бы я хотя бы чуть-чуть верила в сверхъестественное, но это не так. Отец был атеистом, мама бабушки была, скажем так, не совсем верующей.