упорно направляющему свой взгляд мимо провожающих. Перед самым отъездом наиболее чувствительные бросались его обнимать, хлопали по плечам, пожимали руки. Особое настроение создавалось при проводах поздним вечером. Зыбкая туманная полудрёма окутывала сумрачную платформу, резкий свет прибывающего поезда слепил глаза. На вокзал приезжали за несколько часов, и будущий путешественник с натянутой улыбкой отвечал на бесконечный поток вопросов. Самыми навязчивыми оказывались те товарищи, которые в ближайшем будущем тоже собирались иммигрировать. Они экзальтированно хихикали, требовали внимания и буквально засыпали приятеля преувеличенными пожеланиями. И вот наступал момент окончательного прощания. Иммигранту становилось не по себе, словно почва уплывала у него из-под ног. Так он и стоял, потерянный, с бледным, испуганным лицом, на перроне и трясущимися губами обещал писать и звонить, обращаясь в первую очередь конечно, к родителям. Как ни странно, именно они выглядели наиболее спокойными, можно было даже подумать, что они чему-то тихо радуются. Их дети уезжали в дальние страны, но никаких душераздирающих сцен расставания не наблюдалось, родители даже слегка улыбались и казались посвящёнными в какое-то особое, недоступное другим знание. Иногда, правда, некоторые не выдерживали и заливались слезами, задаваясь вопросом: за что же они так жестоко наказаны покидающими их детьми?
Вскоре они утешались тем, что расстояния в наше время легко преодолеваются, а границы пересекаются. Поведение и этих слишком быстро утешившихся родителей с их едва скрываемой гордостью за своих детей, и самих иммигрантов, глухих и равнодушных ко всему окружающему, заставляло усомниться в строгой необходимости иммиграции молодых людей. Много книг написано об успехах иммигрантов в благосклонных к иммиграции западных странах, в том числе самими мигрантами. Но никто не может утверждать, что раскрыл секрет этих успехов, – все только сходятся во мнении, что молодые способные иммигранты движимы какой-то неведомой силой, что их воодушевление не подчиняется законам и их честь не допускает возможности неудачи. Однако мало кто знает, какую цену они заплатили за свой общепризнанный успех.
Был ли я по природе своей более честолюбив, чем другие? Был ли чем-то воодушевлён в тот вечер, когда бессильно прижимался к спинке скамейки в темноте городского парка? Я знаю одно: молодой иммигрант не должен сравнивать себя с другими, делать какие-либо поспешные заключения и выводы. Он не должен оглядываться назад, пытаться что-то вернуть или исправить, как не должен думать о возвращении. Иначе он может очень легко впасть в депрессию, не столько от тоски по родине, сколько от того, что никто не может понять его печаль, или прийти в ярость и вне себя захотеть иммигрировать во второй раз, теперь уже в другую страну, например, из Бельгии в Америку.
Допускать этого нельзя, так как на самом деле иммигрант никогда и нигде не сможет испытать удовлетворение от своих