я на ноги встану? Коленям твердо.
– Стой, как стоишь, Петрович, – отвечал ему Валера. – Ты у меня теперь заместо собаки.
Но Петрович заспорил – не может он быть собакой, у него ревматизм.
– Фу, Петрович! Молчи, а то заставлю за палкой бегать.
Тесть угрюмо замолчал, озирая окрестности. Может быть, думал сбежать, но сбежать было совершенно невозможно. Для этого, во-первых, требовалось порвать поводок, во-вторых, рвануть с низкого старта, в третьих, пробежать не останавливаясь хотя бы метров пятьдесят до пролома в стене, чтобы оказаться на улице. Ни то, ни другое, ни третье было ему не под силу.
Валера с некоторым нетерпением смотрел на часы: капитан запаздывал. Не ценит, видно, тестя, не боится, что его в расход отправят.
– Наверное, найти не может, – робко проговорил Петрович.
– А ты погавкай… На голос он быстро прибежит.
Тесть подобострастно засмеялся – шутите, ваше превосходительство. Но Валера вовсе даже не шутил, глядел строго: давай, старая сволочь, а то намордник надену.
Петрович растерянно заперхал, потом возвысил голос, залаял звучно, гулко: гау, гау! Гау! Но Валера остался недоволен: формально лаешь, для галочки. Не слышу настоящего чувства. Но ничего, научим. Время пока есть. Давай, лай по нотам.
– Как это – по нотам? – не понял тесть.
– А вот так – гамму лай. До, ре, ми, фа, соль – и так далее.
Тесть угрюмо отказывался, упирал на человеческое достоинство.
– Утюга захотел?! – вид у Валеры сделался грозным.
– Хау! Хау! Хау! Хау! Хау… – залаял Петрович по восходящей.
Валера слушал и морщился. У него был вид ценителя классики, неожиданно для себя оказавшегося на концерте Монеточки или Гречки.
Но вдруг лай прекратился. Оказалось, дальше идет не его, Петровича, октава – высоко слишком. Валера слегка нахмурился, но все-таки милостиво разрешил лаять вниз. Концерт продолжался: Петрович усердно лаял, горючие слезы обиды текли по морщинистому лицу.
Наконец Валера махнул рукой, велел замолчать. Иди, сказал, облегчись, старинушка. Старинушка захотел подняться, но Валера дернул его за поводок.
– На четвереньках, – сказал, – облегчайся, извращений нам тут не надо.
Тесть глядел на него, ополоумев: как я тебе на четвереньках буду?
– К стене, – сказал Валера. – Как все нормальные собаки делают.
Но Петрович не был нормальной собакой. Он был ненормальной собакой, то есть такой, которая облегчается на задних ногах. Однако Валера это к сведению не принял. Это, сказал, твои проблемы.
– Совести у вас нет, – вид у Петровича был угрюмый.
– У нас все есть. Надо будет – и совестью обзаведемся. За такой товар много не запросят, – Валера снова посмотрел на часы. – Двадцать минут уже жду. Похоже, зять твой меня кинуть решил. Совсем он тебя не любит, старичок.
И Валера дернул тестя за поводок –