отдающий какой-то деревенской глубиной. Вот сейчас всё вокруг схлопнется, как в сказке про Золушку, и они окажутся в… болоте. Да, именно в топком лесном болоте, потому что лет сто назад здесь, за аэродромом, ничего другого и не было.
Тамара делает последний глоток и убирает пустую бутыль под стол:
– Хорошего понемножку. Рассольника хошь? Вчера варила на одной ноге.
– Нет уж, я с рассольника обопьюсь потом и буду всю ночь в туалет бегать.
Тамара смеётся своим звенящим и сыплющимся смехом, затем берёт кусок красной рыбы и жуёт – медленно, аппетитно, будто последний раз в жизни.
– Тебе купить-то чего надо? – Таня тоже тянется за рыбой.
Продолжая жевать, Тамара машет рукой:
– У меня пока полный комплект. Сашка затарил на совесть.
– В общем, как надо чего, сразу мне набирай. Я вон всё равно после работы в магазин захожу. А то тебе тут, наверное, до мая ещё куковать.
Тамара глотает остатки рыбы, наклоняется и шепчет:
– Да мне бы прокуковать хотя бы до середины мая. Вот так надо прокуковать! – Она подносит два пальца к шее.
– Угу, то есть вот как, да? – багровеет Таня.
– Тань, ну, прости, я у нашей козы сразу попыталась самоотвод взять. Так ты думаешь, это прокатило?
– И поэтому ты решила растянуться на крыльце за месяц до того самого дня!
– Тань, ты понимаешь, я ведь как раз об этом думала, когда приземлилась, как же, вашу мать, точно я всё рассчитала!..
– Думаешь, я не пыталась взять самоотвод?! Да там любой бы его взял на нашем месте… На моём.
– Тань, ну прости старую училку… Ты-то не старая ещё!
– Я тут постарею до Девятого мая!
– Я поэтому тебя даже не спрашиваю ни о чём.
– Артисты по тебе скучают…
– Ой, не смеши! У меня они выли!
– У меня тоже воют. А я вместе с ними.
– Тань, я, когда этим занималась, мне после каждой репетиции хотелось поблевать хоть немного.
– Да знаю я, что ты мне рассказываешь! Думаешь, я не хочу?..
2
Это место так и называли: отвал. Округлые, сглаженные временем и человеческими ногами горы глины. Аборигены рассказывали, что её свозили в начале восьмидесятых, когда в Удельную и Озерки тянули метро. Город в те времена сюда ещё не добрался, вот древнюю кембрийскую глину и вывалили на дальний заболоченный берег Долгого Озера, населённый разве что дикими утками и тетеревятниками. В сырую погоду глина, разумеется, раскисает, так что, пробираясь через отвал, Артур ставит ноги «ёлочкой», будто взбирается в гору на лыжах. И хотя город давным-давно захватил все окрестные поля, озёра и болота и кругом разноцветным частоколом высятся многоэтажки, здесь, на отвале, поросшем вербой, молодыми берёзами, а летом даже ковылём, природа до сих пор держит оборону. Весь район ходит сюда ломать вербу. Но сейчас холодно, так что верба и не думала распускаться. С трудом отломав гибкую молодую ветку, Артур вертит её в руках, припоминая пальцами