бывало), мы могли непроизвольно обернуться в одном направлении и разглядеть одно и то же лицо в облаках. Тогда в парке я рассмеялась, и отец подхватил меня с бордюра – я, вечно на велике и на пайках, совсем стала худенькая, и он до самого дома нес меня на плечах.
Электричество то резко пропадало, то появлялось – иногда в связи с налетами, но подчас как будто на ровном месте, по прихоти какого-нибудь поврежденного провода. Когда это случалось днем, мы поначалу даже не замечали. А как тени начинали наползать, кто-то из нас под меркнущим светом вечернего солнца обязательно тянулся к лампе, и тут его ждало разочарование. В итоге мы привыкли к перебоям электричества, а через какое-то время перестали даже зажигать запасенные свечи, довольствуясь тем, чем можно было заниматься и в темноте.
Потом стали отключать и воду. У нас и раньше воду перекрывали, но теперь ее не было чаще и подолгу. Из открытого крана сначала шла ржавая жижа, а потом только злобно шипел под давлением воздух. Как-то утром перед школой мать разбудила меня пораньше и с парой топливных канистр отправила во двор набрать воды из колонки на суп и мытье. Власти города и остальные взрослые называли это «муниципальной водозаборной колонкой», как будто для того ее и строили, хотя на деле это был пожарный гидрант, который оснастил гаечным ключом с трубопроводом один жилец из нашего дома.
Я выбежала на забетонированный дворик, помахивая канистрами. На улице уже подмораживало, но солнце еще слегка грело. Панорама кругом преобразилась в картину запустения: ларьки, где продавали сигареты и газеты, стояли заколоченные, старик с шоколадками тоже смотал удочки, бросив свой складной столик одиноко стоять у стены в переулке. Зато колонка снова оживляла пейзаж, пусть и на каких-то пару минут. Завернув за угол, я увидела, что большинство жильцов уже столпились во дворе, прихватив уйму странных контейнеров, и бросилась бегом; воды часто на всех не хватало – за день до этого я опоздала и набрала всего полканистры. В очереди уже стояли две знакомые девчонки из школы, и они помахали мне, подзывая вперед.
– Куда влезаешь, Юрич! – прикрикнула на меня одна бабушка, но я прикрылась болезнью Рахелы и ринулась к девчонкам.
Только я подошла, как в грудь мне брызнула струя воды и растеклась вниз по телу; Вера – девочка, вечно ходившая с косичками, – зажала кран ладонью, и вода брызнула у нее сквозь пальцы, как лучики света.
– Холодно же! – вскрикнула я, но сама уже рассмеялась.
Теперь она нацелилась мне в лицо, и струя попала прямо в рот, а я пустила воду вверх, как ангел из фонтана в Зриньеваце. Я перехватила трубу, развернула в ее сторону и зарядила по икрам. Мы хохотали так надрывно, что уже не могли выдавить из себя ни звука. Терпение у бабушки лопнуло, и она заковыляла к нам на полной скорости, размахивая пустыми канистрами, пока не попала мне прямо по темечку.
– А ну кыш отсюда, не то я матери твоей позвоню, – шикнула она. – Всем вашим матерям!
Пристыженная, я быстренько наполнила канистру и метнулась домой.
Мать уперла руку в бок, а другой потрогала мокрые