1937 года вся семья впервые собралась на даче в Ильинском. Адам Иванович облюбовал место в саду за столиком у молоденькой рябины, молодые туи скрывали его от взглядов с улицы, он что-то читал, выписывал, задумывался, потом ходил по тропинке. Лягушка, ёжик или соседский кот вызывали у него улыбку, но немного нервировал грубый лай собаки Рекса с соседней командармовской дачи. Дедушка Адам морщился и говорил, что собаку нельзя держать все время на цепи, с ней надо гулять и заниматься, а не то у собаки мозги свернутся набекрень.
– Вася, ты бы видел лицо его жены. Где они таких жен берут? – бабушка Аня презрительно скривила полные губы.
– Это не проблема – найти, таких много, но не всем из них достаётся командарм, некоторым пьяница-слесарь, который их колотит и тем самым облагораживает их натуру, – дедушка Вася был в своём «репертуаре».
– Вася, ты опять со своими шутками! Ну, скажи на милость, как можно облагородить натуру побоями? – вступила в разговор Татьяна Ивановна.
– Страдания облагораживают, ты же читала Достоевского?
– Вот что, Вася, хватит уже, а мне надо будет сходить договориться с молочницей, тут недалеко есть женщина, у которой две коровы.
– Скажи, пожалуйста, где она живет, я сам пойду и договорюсь.
– Лучше я схожу, так мне проще будет, из твоих разговоров вообще неизвестно что получится.
– Очень обидные слова Вы говорите, Татьяна Ивановна, я Вам их, матушка, припомню.
– Припомни, припомни, напугал, а кто тебе тогда будет делать квас?
– Пойду и куплю на станции бочкового, и пусть меня от него вспучит всем назло, – сказал дедушка Вася и пошёл читать новый детективный роман, приобретённый по случаю с рук на Казанском вокзале.
В результате к молочнице на Краснознамённую улицу послали домработницу Веру, анемичную долговязую девицу, приехавшую из Кинешмы и сменившую недавно вышедшую замуж Нину. Молочницей была мрачного вида худая пожилая женщина в тёмном платке, она носила очки в железной оправе, курила самокрутки и при случае виртуозно ругалась на юных хулиганов, что нарочно стучали палкой по её забору. На ее правой руке не хватало двух пальцев. Она одна обрабатывала участок в 25 соток, держала две коровы, продавала молоко и сдавала летом свой второй домик дачникам.
Но вот однажды, когда Вера уехала в город по делам, а Божена захворала, Татьяна Ивановна сама пришла к ней за молоком, пригляделась и вдруг узнала в образе старой деревенской ведьмы Зою Кастельмар, с которой некогда познакомилась на приёме у Шуваловых в Санкт-Петербурге. Тогда две барышни отказались танцевать с юными пажами Васей и Петей, убежали в дальние комнаты и весело обсуждали символическую поэзию – Брюсова, Бальмонта, Мережковского и Зинаиду Гиппиус. А Вася и Петя Соймоновы, ещё музыкант-любитель Саша Дервиз и две красавицы, Нина Гагарина и Вера Стессель, тоже вскоре присоединились к этому кружку, и они все вместе наслаждались беседой, пока остальные «предавались светским глупостям».
– Зоя Константиновна, по-моему,