и, казалось, спрашивали: «За что? Я же никого не обидела!». Но враги кидали кирпичи снова и снова, получая при этом настоящее удовольствие.
Вовку как будто ударило – так страшно было увиденное. Каждый камень будто в него попадал, а не в кошку.
– Гады! Нельзя! Не дам! – он ворвался в компанию трех мерзавцев, как ураган, оттолкнул Вальку, стоявшего на дороге, и вцепился в рыжие волосы.
Стрельба кирпичами тут же прекратилась. Эта троица даже не поняла сразу, что случилось. И Вовка не понял – он просто бросился на врага, не думая о том, что будет. Хулиганы были выше его, шире в плечах и, конечно, сильнее: ведь они учились в третьем классе, а Вовка в первом.
Преимущество неожиданного нападения так же внезапно и пропало: рыжий опомнился, дал Вовке кулаком под дых, отчего тот отлетел к стенке гаража, вытер слезы, вызванные выдранными волосами, и бросился к лежащему первоклашке. С разбегу он заехал Вовке ботинком прямо в живот, потом еще раз в бок, по ребрам, а тут подоспели поначалу оторопевшие от нападения друзья. Они помогали своему предводителю и лупили лежащего мальчика, кто как мог.
Удары сыпались со всех сторон, боль пронзала острым ножом, и Вовка было подумал: «Все, убьют!». Но злоба, вдруг такая злоба, вспыхнула в нем. Он злился на свою слабость, на подлость врагов и не мог понять, как такое возможно: бить слабого, беззащитного. Втроем, с гоготом и воем уничтожать маленькую жизнь! Эта злость захлестнула Вовку, и несмотря на боль во всем теле, разбитый нос и кровь во рту он поднялся одним прыжком, схватил кусок арматуры, лежащий под ногами, и врезал что есть силы прямо по рыжей морде. Враг упал и, лежа, завыл, держась за голову. Витька из второго подъезда увернулся, а Вальке достался следующий удар, по спине. Он хотел уклониться, но был не так ловок, как его приятель, и заорал:
– Он псих! Ноги, пацаны, ноги!
Никого не пришлось упрашивать: рыжий, обливаясь кровью из разбитой головы, бежал первым, за ним Витька, и, сильно отставая и прихрамывая, пыхтел толстяк Валька.
Рука разжалась, арматура упала, Вовка сел на кучу щебня и уставился перед собой. В голове гудело. Противный соленый вкус заполнял весь рот. Забытая в пылу сражения боль вновь схватила за ребра и жгла, как огонь.
Слева у стенки послышался шорох. Вовка повернул голову – кошка мелко тряслась, пытаясь вжаться в кирпичную стену и слиться с ней, чтобы огромные гогочущие враги больше не заметили ее. Кровь, битый кирпич, грязь облепили ее со всех сторон, и только глаза, сверкая, сверлили мальчика.
Он поднялся на ноги, взвыл от боли в ноге и посмотрел вниз – на коленке расплывалось темное пятно. Хромая, подошел к кошке. Та еще больше задрожала, но не двинулась с места – видимо просто не могла или уже не хотела. Вовка снял свою курточку, аккуратно обернул ее вокруг грязного истерзанного тельца и нежно, как ребенка, прижал этот сверток к себе.
Он шел, подволакивая