а». Круглый год она стояла на одном месте, глазами-фарами сверлила проходящих мимо людей. Зимой её покрывало одеялом из снега – получался высокий снежный бугор. Весной сугроб таял. «Лада» погружалась в грязь. Летом она сохла под палящим солнцем и омывалась проливными дождями. Осенью покрывалась новым слоем пыли и мёртвой листвой.
– Харэ втыкать! Погнали лучше на пустырь – говорил Данил.
– А чё там? – отвлёкся от машины Егор.
– А тут чё? Не, базара ноль, тебе весело, а мы-то почему аутировать должны? Вон эти двое мяч уже до смерти запинали, – Данил ткнул в сторону пинающих волейбольный мяч, покрытый грыжей и полуспущенный. Рядом, на скамейке Катя и Настя что-то увлечённо высматривали в телефонах.
На том и порешили. Компания из пяти парней и двух девчонок двинулась в сторону выезда из города. Разбитые тротуары, строящиеся пешеходные и велодорожки, шумные автомобили и разношёрстные прохожие – вереница образов мелькала мимо.
Ребята вышли на заброшенные железнодорожные пути. Проржавевшие рельсы, поросшие травой. Кустарник в два-три человеческих роста и рощи деревьев по бокам. Изредка попадались ручьи, облюбованные бобрами.
– Хотите шутку? – спросил Максим. И хотя никто не ответил согласием продолжил – Пациент спрашивает у врача: «А больные у вас в больнице часто умирают?» Врач задумался и говорит: «Нет, что вы! Всего один раз!» С самой шутки никто не посмеялся. А вот смех Максима мог действовать как специализированное отупляющее оружие. Этакая помесь утки, чайки, скрипа велосипедных дисковых тормозов и свистка физрука.
Катя и Настя говорили о своём, хихикали. Парни удивлялись, как Никита умудрился затащить в их компанию двух весьма привлекательных девушек, причём, он умудрялся удержать их, когда трио пускающих слюни лоботрясов, раз за разом, косячили. Против никто не был. И Максим, Егор и Данил часто пускали слюни, слушая звонкий девичий смех.
Местами надоедала мелкая серая мошкара. Огромные, живучие слепни норовили оставить деревянный укус. Солнце было ещё высоко. Летние лучи теплом ласкали кожу. Прохладный лёгкий ветерок дополнял их работу. Уроки, школа, зима – далеко-далеко. Сейчас можно с головой окунуться в моменты беззаботного детства.
Железная дорога закончилась. Упёрлась в насыпи гальки, песка, щебня и прочего строительного материала, давно заброшенного, заросшего травой и мусором.
Пустырь представлял собой останки неизвестного производства, там находились заброшенный, полуразрушенный элеватор, котельная, складские помещения с дырявой крышей, двухэтажные здания контрольно-пропускных пунктов, бетонные плиты, битумные пруды, тающие на солнце, заготовки под фундамент… – и прочие постиндустриальные артефакты.
Если знать, куда свернуть, можно найти множество цилиндрических ходов в земле: ржавые скобы, образующие лестницу уходят во тьму подземных, страшных помещений.
Брошенные водонапорные башни царапают небосвод. Угрожающе нависают над пожелтевшей, иссохшей травой.
Вскоре компания подустала и остановилась на привал. Просто так стоять и трепаться было скучно и Данил предложил развести костёр.
Тут же нашли ржавую бочку, деревянный хлам – ошмётки ящиков, сухой травы и бумажной ветоши. Четверть часа промучились с розжигом. Занялось пламя. Удушливый мусорный дым устремился к небу. Вся компания заворожено смотрела на языки пламени.
Максим отошёл от огня раньше всех. Прошёлся вдоль кучи кирпича, бетона и щебня. Его внимание привлекла рыжая купюра. Она была грязная, мятая, рваная и очень дорогая. Пять тысяч рублей. Неслыханное богатство для подростка его круга.
– Ничегошеньки-себе! – кричал Никита.
Сразу решено было поделить всё поровну: по восемьсот рублей каждому. Сдачу потратить на вкусняшки.
Егор и Данил позавидовали находке друга. Принялись копаться в счастливой куче строительного мусора. Нашли ещё пару купюр. И лучше бы им было этим ограничиться. Но так всегда бывает: лёгкие деньги опьяняют. Максим присоединялся к товарищам, и в какой-то момент наткнулся на что-то твёрдое, необычное. Сначала он решил, что это очередной булыжник, непримечательный камень. Но что-то с этим булыжником было не так.
Когда он покрутил находку в руках, посмотрел на неё повнимательнее, его коленки зажили своей жизнью. Он издал сдавленный выдох, выронил «булыжник».
– Час от часу не легче! Это вообще что за дичь?! – прокричал Никита.
На компанию пустыми глазницами глядел обожённый, чёрный череп.
Деньги забрали в качестве вещественного доказательства. Зевак и остальных подростков разогнали. Окрестности промзоны оцепили. Там проводились шумные розыскные мероприятия. Ситуация приобретала всё более зловещие оттенки. Всё новые и новые останки, разной степени разложения попадались то тут, то там. Точное число тел широкой общественности не сообщили, поэтому люди домысливали сами. Количество, характеры повреждения, будоражащие воображение подробности – всё изменялось по мере приложения к народной молве фантазии.
– Я больше из города ни ногой, – говорила Катя. Она нервно