на пол. Посмотрел на свои руки в намокших повязках. Надо же, почти не болят, хорошая мазь у Дана. Помогая зубами, развязал узлы. Ожоги выглядели паршиво. Осторожно опустил руки в воду. Кожу пекло, и Юрка начал считать шепотом, стараясь не торопиться. На четвертом десятке он притерпелся. Расслабился, уткнулся подбородком в колени и закрыл глаза. Подумал: завтра будет в Бреславле. Если повезет, послезавтра найдет Виктора Зеленцова и войдет без стука к нему в гостиничный номер. Вейн начнет орать, мол, чего надо, и Юрка бросит ему в лицо: «Дарья Жданова, помнишь?» Он столько раз воображал это – в «Перекрестке», у жузгов, в дубоидном лесу, – что видел все до мелочей: стол, усыпанный крошками, тарелку с объедками, таракана на стене. Чувствовал даже запах – грязного белья и пива. Вот только лицо Зеленцова никак не мог представить. Не получилось и сейчас.
Взвыл во дворе пес. Юрка вздрогнул.
Небо за окном совсем почернело, проступили звезды. Все так же скрипел сверчок. Вода в лохани остыла, и плечи покрылись гусиной кожей.
Юрка вылез, оставляя мокрые следы, дошлепал до кровати и забрался под одеяло. Матрас кололся соломинками, шуршал. От наволочки пахло сухой ромашкой.
Совсем как тогда.
…Весна разгоралась нахальная, ранняя. Юрка и радовался ей, и сердился. Жди теперь майских, пока Ленька заплатит. Конечно, можно приварить на камеру заплатку, но это что слону горчичник.
Обошел лужу, раскинувшуюся посреди дороги. Вдоль палисадника тянулась узкая тропка, и по краю уже пробивалась трава. На заборе сидел черный кот, довольно жмурился на солнце.
– Только спрыгни, животное! – пригрозил ему Юрка. – Я тебе так сплюну через левое плечо!
Кот презрительно дернул ухом.
Калитка оказалась запертой изнутри. Брякнуло железное кольцо, поворачиваясь и поддевая «язычок».
Во дворе ярко желтела кирпичная дорожка. Вдоль нее ходил петух, придирчиво рассматривая оттаявшую землю. Лапы у него были грязными, побледневший за зиму гребень свалился набок. Не петух, а недоразумение. Увидев Юрку, куриный предводитель предостерегающе сказал:
– Ко-ко, – и отступил за поленницу.
Подумаешь, неженка, всего-то с полдесятка перьев из хвоста выдрали.
Дед сидел на крыльце, привалившись к балясине. Под левой рукой на чисто вымытых досках лежали трубка и газета.
Юрка брякнул рюкзак под дверь и с разгону попросил:
– Дед, а давай ты мне поможешь камеру залатать?
Ну, сейчас начнет ворчать, что проще зашить все дырки в неводе.
Дед не ответил, даже головы не повернул.
– Ну а чего, – заканючил Юрка. – Там еще можно!
Он перевесился через перильца, заглянул в лицо.
– На переднем…
Дед смотрел, не отрываясь, на Дикову будку. Глаза у него были стеклянные, и в них отражалось солнце.
– Дед…
К седым волосам пристало куриное перо, оно трепыхалось на ветру, щекоча лоб.
– Дедушка!
Кажется, он орал. Истошно, захлебываясь. Появилась бабушка. Прижала Юркину голову к переднику, пахнущему молоком и комбикормом. Гладила затылок,